Портрет Дориана Грея. Перевод Алексея Козлова. Оскар Уайльд

орисович Козлов, перевод, 2021

      © Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2021

      ISBN 978-5-0055-4193-2

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Предисловие

      Художник – тот, кто создает абсолютные шедевры.

      Сотворить лучше Природы и скрыть художника – вот главная цель великого искусства.

      Критик – тот, кто в модной манере, или в новом материале способен выразить свое впечатление от прекрасных вещей.

      Критика, любая, скверная и хорошая, всегда есть автопортрет критика.

      Тот, кто узрит разврат в красоте, сам развратник и притом чуждый красоте. В этом заключается большой ущерб искусству.

      Видеть в прекрасных вещах прекрасные идеи умеют только культурные люди. Для них луч надежды не угас.

      И только избранные в прекрасных вещах видят исключительно красоту.

      Нет книг ни нравственных, ни безнравственных. Есть книги, хорошо написанные, и есть книги, плохо написанные. Всего лишь!

      Презрение девятнадцатого века к реализму – это гнев Калибана, увидевщего в зеркале свое отражение.

      Неприязнь девятнадцатого века к романтизму – это ярость Калибана, отказывающегося признать в зеркале своё отражение.

      Чья-нибудь высоконравственная жизнь может порой оказаться матриалом художника; однако вся нравственность художества – в изобретательном и совершенном применении любых несовершенных средств.

      Ни один настоящий художник никогда не имеет намеренья что-либо доказывать, ибо доказать можно даже истинное..

      Ни у какого художника не бывает моральных императивов. Этические пристрастия художника есть непростительная манерность..

      Болезненных воображением художников нет. Художник имеет право изображать всё.

      Порок и святость для художника – материалы его художества.

      В отношении формы, музыка есть первообраз всякого искусства. В отношении чувства, первообразом является лицедейство актера.

      Всякое искусство одновременно есть и поверхность и символ.

      Те, кто проникают глубже поверхности, сами ответственны за это.

      Те, кто разгадывают символ, сами ответственны за это.

      Ибо зрителя, а не жизнь, поистине отражает искусство.

      Несогласие мнений о каком-нибудь создании искусства свидетельствует, что это создание ново, сложно и жизненно.

      Если критики между собой не согласны, – художник в согласии с собою.

      Мы можем простить человека, создающего полезную вещь, если сам он не восхищается ею. Единственное оправдание для создающего бесполезную вещь – это то, что каждый восхищается ею безмерно.

      Все искусство совершенно бесполезно.

      Оскар Уайльд.

      1891 г.

      Глава I

      Чудесный аромат роз переполнял просторную мастерскую, и стоило лёгкому ветерку пронестись чрез сад вдоль деревьев, как в открытую дверь влетал то одуряющий запах сирени, то нежное амбрэ цветков шиповника.

      Удобно примостившисьь в углу огромного дивана, заваленного цветастыми персидскими чепраками, высмаливая по своему обыкновению одну за папиросу за другою, и уже утратив им счёт, лорд Генри Уоттон мельком схватывал мерцание близких ветвей, сияющий трепет медово-сахарных цветоносных лепестков ракитника, трепещущие соцветия которого, казалось, сгибались под тяжестью своего сияющего совершенства; раз за разом по высоким шёлковым завесям громадного окна пролетали лёгкие птичьи тени, создавая мгновенный эффект японской гравюры, унося мыли лорда Уоттона в мир желтолицых токийских художников, всегда устремлённых запечатлеть естественный порыв и ускользающее движение в мёртвом по своей внутренней сути искусстве. Дремотный пчелиный тремор, ворчливое гудение пчёл, с трудом разбирающих для себя дорогу в некошенной свежей траве, то с однообразной нудностью блудившим по покрытым нежной пыльцой позлащённым усикам вьющейся лесной жимолости, делал тишину ещё более томительной. Глухой рокот Лондона едва доносился издали, подобный рыку далёкого органа.

      Посреди комнаты на мольберте высился портрет молодого человека в полный рост, человека потрясающей красоты, а перед ним, чуть поодаль, сидел сам художник, тот самых знаменитый Бэзил Холлуорд, чей внезапный исход несколько лет тому назад возбудил в свете так много сплетен и возбудило столь много странных слухов..

      Едва художник скользнул взглядом по неописуемо грациозной фигуре, так искусно выписанной его волшебной кистью, улыбка удовлетворени скользнула по его губам и на мгновение замерла у него на лице. Неожиданно он вскочил и, смежив глаза, закрыл пальцами веки, будто стараясь зафиксировать в своей памяти какой-то волшебный сон, от которого невозможно пробудиться.

      – Это ваш перл, Бэзил, лучшее изо всех ваших творений! – проворковал