Смерть – дело одинокое. Рэй Брэдбери

это же ясно по ее глазам. Она знает, что кто-то стоит в холле. Он поднимается к ее комнате, но не входит, а она просто ждет и молит, чтобы вошел. Меня холод пробирает, не могу согреться.

      – То, что вы оказались правы насчет бумажного мусора и трамвайных билетов, то, что нашли, где жил старик, и установили, кто он, еще не делает вас чемпионом по гаданию на картах Таро. Вас, значит, холод пробирает? Меня тоже. Только из ваших подозрений и моего озноба каши не сваришь, особенно если крупа отсутствует!

      – Вы не пришлете сюда полицейского? Ведь через два дня ее не станет.

      – Если мы начнем приставлять полицейского к каждому, кому суждено умереть через два дня, у нас больше не будет полиции. Вы хотите, чтобы я учил моего шефа, как ему распоряжаться своими людьми? Да он спустит меня с лестницы и мой жетон отправит следом. Поймите же – она никто, мне противно это говорить, но так считает закон. Будь она хоть кем-то, может, мы и поставили бы охрану…

      – Тогда я сам.

      – Думайте, что говорите. Вам ведь когда-то понадобится поесть или поспать. Вы не сможете торчать здесь неотлучно. В первый же раз, когда вы побежите за сосиской, он, кто бы это ни был, если он действительно существует, войдет. Она чихнет, и ей конец. Да не приходит сюда никто! Просто ветер по ночам гоняет комки шерсти и волос. Сначала это услышал старик, теперь – миссис Канарейка.

      Крамли перевел взгляд на длинную темную лестницу, туда, где уже не пели птицы, не было весны в горах, бездарный органист в незапамятном году не аккомпанировал своим маленьким желтым певцам.

      – Дайте мне время подумать, малыш, – сказал Крамли.

      – И дать вам время стать соучастником убийства.

      – Опять вы за свое. – Крамли с такой силой распахнул дверь, что петли взвыли. – И как это получается, что вы мне почти что нравитесь и тут же я злюсь на вас, как черт?

      – Кто же в этом виноват?

      Но Крамли уже ушел.

      Крамли не звонил двадцать четыре часа.

      Стиснув зубы так, что они чуть не начали крошиться, я взнуздал свой «Ундервуд» и стремительно загнал Крамли в каретку.

      «Говори!» – напечатал я.

      – Как получилось, – отозвался Крамли откуда-то изнутри моей чудесной машинки, – что вы мне то нравитесь, то я злюсь на вас, как черт?

      Потом машинка напечатала: «Я позвоню вам, когда старушка с канарейками умрет».

      Как вы понимаете, я еще много лет тому назад липкой лентой приладил к своему «Ундервуду» две бумажки.

      На одной значилось: «ПРИЕМ СПИРИТИЧЕСКИХ ПОСЛАНИЙ», на другой крупными буквами было выведено: «НЕ ДУМАЙ!»

      Я и не думал. Я просто давал возможность приспособлению для приема спиритических посланий стучать и клацать.

      «Сколько еще мы вместе будем биться над этой загадкой?»

      «Загадка? – ответил Крамли. – Загадка – это вы».

      «Согласны вы стать персонажем моего романа?»

      «Уже стал».

      «Тогда помогите мне».

      «И не рассчитывайте. Дохлое дело».

      «Черт побери!»

      Я вытащил лист из машинки. И тут зазвонил мой личный телефон на