Лекции по литературе Дмитрия Быкова
Скачать книги из серии Лекции по литературе Дмитрия БыковаЛекция «Толстой и смерть»
Так получилось, что Лев Толстой – главный русский писатель, потому что смерть – главная русская проблема. Подчеркиваю, именно русская. В мире есть вещи и более серьезные. Но в России, где все смыслы традиционно скомпрометированы, проблема смерти выступает обнаженно и ярко. В сущности, у русского человека кроме жизни и смерти нет ничего. «Смерть Ивана Ильича», «Три смерти», постоянные лейтмотивные темы смерти в «Войне и мире» – все это, в конце концов, стало главной неотступной темой толстовских размышлений и примерно в «Записках сумасшедшего» – прекрасной и неоконченной повести, привело его к мысли о том, что смерть и сознание несовместимы. Вот таким странным, нелогичным, очень трудным ходом пришел он к мысли о бессмертии души – об этом весь Толстой. Потому что либо смерть, либо все остальное: она здесь, а её быть не должно. О главной толстовской теме – о диалектике смерти, о том, что сделало Толстого русским писателем номер один – в самой жизнеутверждающей лекции «Прямой речи».
Лекция «Гоголь. Матрица»
Нет в России другого писателя, смерть которого была бы окружена таким количеством легенд, при полном отсутствии легенд о жизни.Национальная матрица, то есть сюжет русской жизни, придуманы Гоголем точно так же, как до этого он придумал, скажем, всю Украину. Он сумел наметить три главных русских топоса – Петербург, о котором написаны «Петербургские повести», уездный город, о котором написан «Ревизор», и сельское пространство, о котором написаны «Мертвые души». А вот Россию он выдумать не смог. Сошел с ума. Почему Россия не получилась у Гоголя? Что такое Гоголь-матрица и как она влияет на нашу действительность?
Лекция «Весь Онегин» Часть 2
"Нас ожидает довольно экстравагантное и сложное мероприятие – мы прочтем всего Онегина в полной пушкинской версии 1831 года. Разумеется, это дело не ограничится чтением, сначала будет два отделения: с первой главы по четвертую и, соответственно, с пятой главы по восьмую, а потом, после четырехчасового чтения, для тех, кто уцелеет, будет разговор о романе. О том, почему это собственно, до сих пор – «энциклопедия русской жизни». Думаю, что более памятного дня рождения Пушкина в вашей жизни точно еще не было" , – Дмитрий Быков .
Лекция «Весь Онегин» Часть 1
"Нас ожидает довольно экстравагантное и сложное мероприятие – мы прочтем всего Онегина в полной пушкинской версии 1831 года. Разумеется, это дело не ограничится чтением, сначала будет два отделения: с первой главы по четвертую и, соответственно, с пятой главы по восьмую, а потом, после четырехчасового чтения, для тех, кто уцелеет, будет разговор о романе. О том, почему это собственно, до сих пор – «энциклопедия русской жизни». Думаю, что более памятного дня рождения Пушкина в вашей жизни точно еще не было", – Дмитрий Быков .
Лекция «Русский треугольник»
– Лондон долгое время был столицей запретной русской литературы, и именно здесь разворачивались главные трагические перипетии судьбы Александра Герцена, ставшего одним из самых страстных русских публицистов. Классическая семья русского революционера – это треугольник. Не только семья Маяковского и Бриков, Ленина, Крупской и Арманд, Герцена и Огарёва… Это вообще такая попытка русского революционера начать с революции в собственной семье. О том, почему «русский треугольник» стал основой множества литературных текстов и мифов, мы и поговорим именно в Лондоне, где от этих «треугольников» всегда было не продохнуть.
Лекция «Дошёл до Берлина. Творческий вечер»
22 апреля поэт и писатель Дмитрий Быков впервые выступит в Берлине с большим творческим вечером. Он прочтет свои стихи и прозу и ответит на вопросы слушателей. Дмитрий Быков прежде всего – лирический поэт и поэтому приходите с ним познакомиться. Он будет читать свои старые, широко известные стихи и новую, только что написанную лирику. Смешную и грустную, плюс обязательный разговор с публикой, как всегда без посредников. "Все мы знаем, что «можем повторить» – это главный лозунг текущего момента. Вопрос только: что мы можем повторить? Что именно? Если миг величайшего духовного триумфа, который Россия пережила в 45-м году, показав всему миру свою победу, то в сегодняшней России, прямо скажем, это спорно. Для меня, в общем, дойти до Берлина – это значит по мере сил показать то лучшее, на что я способен, потому что победа одерживается всё-таки каким- то художественным прорывом, культурой, чтением, литературой, ну, чем-то хорошим. И вот, я хочу дойти до Берлина, чтоб показать, что есть в России кое-что, чем можно, на мой взгляд, похвастаться. Это, конечно, не от самомнения и не от ресентимента, не от мстительности, это, скорее, такое моё желание продемонстрировать мою верность той самой «культуре дедов», о которой сегодня столько разговоров. Вот я попробую дойти до Берлина. Не знаю, в какой степени это получится. У меня к Германии очень сложное отношение, я думаю, что она и до сих пор фашизм не вполне изжила, она продолжает преодолевать эту травму, но у нас тоже полно травм, и в этом смысле, мне кажется, мы друг другу, как минимум, интересны." – Дм. Быков На русском языке.
Лекция «Андрей Вознесенский: что это было»
85-летие Андрея Вознесенского заставило говорить о новой волне его популярности. Мода на него возникала и проходила, а сам Вознесенский, едва ли не самый ругаемый поэт поколения, сохраняет притягательность и как мастер метафоры, и как автор шлягеров, и как поэт своеобразно понятой христианской традиции. "Рапсодия распада" – название центральной книги Вознесенского. Он всегда оставался поэтом радостного разрушения и даже крушения, поэтом восторженного принятия катастрофы – все это делает из него самого востребованного мастера современности. Вся его жизнь – это пример отважного разрушения собственных достижений, репутации, образа, пример нового старта и воскрешения из руин. Мы попытаемся проследить его путь и понять, о чем, собственно, он пытался до нас докричаться.
Лекция «Советский анекдот как литературный жанр»
Великий русский филолог и писатель Андрей Синявский называл анекдот и блатную песню двумя главными вкладами России в культуру ХХ века. Эти жанры были представлены и в других странах, но только мы, в силу обстоятельств нашей истории, довели их до истинного совершенства. Полное собрание советских анекдотов, изданное Михаилом Мельниченко, насчитывает 1500 страниц. В этой полезной книге анекдоты можно разделить на несколько не тематических, а литературных типов. Есть анекдоты трагические и гротескные, основанные на эффекте неожиданности и на поэтике абсурда; есть бесценные исторические свидетельства и образцы черного национального юмора; есть точные пародии на официоз и высмеивание русских исторических клише. В жанре анекдота работали классики ХХ века от Хармса до Искандера. Пока другие верили и боролись, строили и разрушали, мы рассказывали анекдоты. О том, как устроен русский анекдот, мы и поговорим.
Лекция «Великий Фрэнсис»
Роман Фицджеральда «Великий Гэтсби» считается одним из главных американских романов ХХ века наряду с «Шумом и яростью», с «Прощай оружие». Роман, который входит в школьную программу, роман, который читает каждый американский школьник и в котором, на мой взгляд, представлены главные черты американской прозы. Фрэнсис Скотт Фицджеральд считается в литературе неудачником: мало прожил, безумная жена, алкоголизм, забвение, но, при всем при этом, Фицджеральд – самый большой «удачник» в американской литературе – он сделал то, что до него никто не умел. Я попытаюсь доказать, почему «Великий Гэтсби» для американской и мировой литературы действительно не менее, а может и более важен, чем Хемингуэй и Фолкнер. Это принципиально новая книга, книга, написанная методом, которого до Фицджеральда не было и которым после него пользуются все.
Лекция «Образ еврея в русской литературе»
В замечательной, во всяком случае, любопытной работе «Двести лет вместе» Солженицын поставил вопрос о взаимодействии евреев и русских. Я беру более узкий сегмент этой темы, но для меня более важный, это – евреи в русской литературе. В конце концов, образ еврея очень сильно варьировался от робкого, местечкового, всегда такого жертвенного и жалкого жида Янкеля до Бени Крика, одесского бандита колоссально-влиятельного, а затем до красного комиссара такого троцкистского склада, и, наконец, до диссидента-отъезжанта в 70-е годы. Это сложная, очень занятная эволюция еврея – это и образ слабости, и образ силы, и враг, и друг, и в каком-то смысле образец для многих русских националистов. Вот за этой эволюцией мы проследим, а там, глядишь, начнём друг к другу лучше относиться.