Братьев своих ищи…. Семен Винокур

меня вообще.

      Я почувствовал, что мне надо срочно что-то сказать. И сказал: – Вы мне очень помогаете, – сказал я ей. – Почему говорите, что никому не помогли. Мне Вы очень помогаете! Я Вас очень уважаю, Анастасия Ивановна. Когда Вы со мной в смене, мне так спокойно… – Ты молодой совсем, – говорит, – птенец. Я ведь никого не замечаю, ну, ты, ну, Серега… – это она о нашем начальнике говорила, о Сергее Романовиче Бекеневе. – И то, потому что вы мои начальники. А других я в упор не вижу. Видно, отшибло у меня что-то в детстве. Дали мне только себя видеть. Вот так и профукала жизнь всю… Увидел я, как взгляд ее ушел куда-то далеко, за окно.

      – Нечего меня жалеть, – сказала она очень ясно. – Я ведь никого не жалела.

      Повернулась, давая понять, что разговор окончен, и дорвала весь свой альбом.

      Вот так, на моих глазах, и ушла целая жизнь. Будто ее и не было.

      Потом я долго думал о ее словах. Как она сказала: «Никому не шла на помощь… никого не согрела… Вот так и умру…»

      Я думал, неужели нужно жизнь положить, чтобы понять, что нельзя человеку одному. Что не может человек никого не любить. Ни о ком не заботиться. Не может он жить для себя и быть счастливым, ну, не может!..

* * *

      Я уехал в Израиль в 90-м, она еще была жива…

      Приехал в 95-м в свой город, чтобы похоронить папу. Пришел на родной завод, встретился с Сергеем Романовичем Бекеневым. Он-то мне и сказал, что Анастасия Ивановна умерла. Похоронили ее на Колпинском кладбище, от коллектива возложили венок. И были только наши…

      И еще один человек приехал, пожилой, седой, сказал, что он ее бывший муж.

      – Он плакал? – спросил я.

      – Нет, – ответил Бекенев. – Постоял… покурил и уехал. Даже на поминки не остался.

      / война со змеем /

      Мне 21 год, я молодой специалист. Распределен на Ижорский завод – гигант тяжелой индустрии, флагман, 30 тысяч работников, 120 цехов.

      Как я волновался перед первым рабочим днем!

      Сестра выгладила мне одежду (я тогда жил у нее), начистила ботинки, галстук я решил не надевать, завернула с собой пару бутербродов и сказала:

      – Как себя поставишь в первый день, так все и будет.

      Перед зеркалом я отрепетировал вступительную речь и уже видел себя, как говорю с рабочими – чуть свысока, но в то же время по-братски, – это любят. Потом прохожу по участку, знакомлюсь, демократично жму руку каждому, потом показываю, конечно, что я специалист, разбираю с ними чертежи. Ну, и пошло-поехало… С этими мыслями я, молодой мастер, появился в 4-м цехе Ижорского завода вечером, во вторую смену.

      Мне было оставлено задание, что надо сделать за смену, я его внимательно просмотрел и спустился на участок.

      Станки молчали. Вот-вот должна была начаться смена. Это был день получки.

      Десять минут проходит – на участке никого. Двадцать минут – никого. Полчаса! Никого!.. Станки молчат. Тишина гробовая.

      Я уж, грешным делом, подумал, может, время перепутал или цех…

      Вдруг вижу в конце пролета, на улице, между ящиками, сверкнул огонек. Осторожно иду туда. И что же?..

      Стоит