Две жизни для одной мечты. Виталий Вавикин

отец делает все, что может, – говорит старуха. – Мой сын делает все, что может.

      Дуган смотрит в старые глаза и качает головой. Она ничего не знает. Никогда не знала. А если и знала, то заставила себя забыть. Как и он забыл, стер из памяти. Остались лишь чувства. И нервный срыв в пятнадцать, после которого он провел в больнице больше месяца и еще около года ходил к психологу, убедившего его, что виной всему подавленная обида на отца за то, что он не смог спасти его мать. Но дело не в этом. Он знает, что не в этом. И знает старуха, но не может заставить себя поверить. А в голове звучат слова старой учительницы литературы: «Ты достойный сын достойного отца». И так сильно хочется убить себя…

      – Ты никуда не поедешь, – говорит отец, когда Дуган возвращается с выпускного.

      «Поеду», – хочет сказать Дуган, но не может даже дышать. Он сломлен для борьбы, для протестов, для жизни. Сломлен уже давно.

      Золотистые локоны прилипают ко вспотевшему лбу.

      – Ты так сильно похож на свою мать, – шепчет отец, гладя его по голове. Он пьян, и глаза его блестят безумием. – Так сильно похож на мать.

      Дугану одиннадцать, и он думает, что отец сейчас убьет его, себя, свою парализованную мать…

      – Мы все отправимся на небо, – шепчет он, продолжая гладить сына по голове. Шепотом произносит имя усопшей жены.

      Дуган слышит, как в своей комнате кашляет парализованная старуха. Матери нет почти год.

      – Разве мы не должны постепенно забывать ее? – осторожно спрашивает Дуган отца.

      – Я никогда не забуду ее, – шепчет пьяный отец, продолжая гладить его по голове. – Я никогда не забуду тебя.

      Он прижимает сына к груди. Дуган слышит, как отец плачет, чувствует его губы на своей голове. Грубые пальцы отца путаются в длинных вьющихся волосах сына. Дугану страшно, и он начинает плакать вместе с отцом.

      – Ты всегда будешь со мной, – шепчет отец, целуя его в щеки, в губы.

      Дуган пытается сопротивляться, но страх сковывает тело. Отец убьет его. Перед глазами мелькает черная пасть могилы, в которую опустили гроб с телом матери, но теперь гроб намного меньше. Гроб, в котором лежит Дуган. Страх усиливается. Теперь сопротивляется лишь сознание. Тело уже сдалось, обмякло. И долгая ночь кажется бесконечной. Темная ночь, в память о которой остается лишь звездное небо и серебристый диск луны. Ночь, о которой Дуган боится вспоминать. Бросает на отца короткие взгляды, но отец смотрит на него, словно ни о чем не помнит.

      «А может быть, и не было ничего?» – думает Дуган.

      Они почти никогда не разговаривали с отцом: ни до смерти матери, ни после.

      – Подойди, – просит отец пару месяцев спустя. Он снова пьян, и глаза его горят безумием. – Давай, – он хлопает себя по коленям, предлагая Дугану сесть.

      Дуган не двигается. Страх снова парализует его, но память возвращается… Возвращается и умирает. Снова и снова. Раз за разом. И старый, пахнущий оружейным маслом кольт отца уже не