Две жизни для одной мечты. Виталий Вавикин

третий. Она вспомнила, зачем хотела посмотреть эту газету, но теперь это стало малозначимым, отошло на второй план. Да и не было больше однополой женской пары. Лица толпы различались достаточно четко, но Микела не видела белокурой женщины. Ни одной. Ни той, чье лицо она знала, ни той, что отвернулась от художника на картине. Микела обернулась, бросая взгляд на картину. Женщин не было и там. Она тряхнула головой. Нет. Ничего не изменилось.

      «Но ведь так не бывает! Картина не может менять себя!»

      Микела разглядела на картине белокурую пару, но уже во втором ряду.

      «Нет!»

      Она недоверчиво посмотрела на фотографию. Белокурая пара шла к выходу. На картину. На газету. На картину. На газету. Рисунок оживал, двигался, словно мультипликационный герой под рукой художника. Микела повернулась к окну. Картина отражалась на грязном стекле.

      – Мне нужен дневник старика, – сказала Микела.

      – Прямо перед тобой.

      – Передо мной? – она опустила глаза к столу, бросила на кровать газету, взяла дневник. Старая кожа была шершавой и маслянистой.

      – Только там все равно ничего не понятно.

      – Вот как? – Микела открыла первую страницу. Предложения рассыпались на словосочетания. Она попыталась уловить смысл. Словосочетания рассыпались на слова, а слова разбежались буквами. – Вот черт!

      – А я что говорил?! – Микела услышала усмешку, вернее, почувствовала, как улыбается Дуган.

      – Но ведь что-то здесь есть.

      – Немного. В основном то, что я тебе уже рассказал.

      – Как старик продал свою душу?

      – Да.

      – Понятно.

      Микела перевернула страницу, потревожив притихшие буквы. Они снова ожили, забегали по странице, собираясь в слова. Волнение заполнило грудь. Микела задержала дыхание, боясь спугнуть подбирающиеся друг к другу случайные слова. Нет, не случайные. Все было просто и понятно. Словосочетания, приложения. Взгляд зацепился за знак точка с запятой.

      – Эй! – позвал Дуган.

      – Я читаю! – отмахнулась от него Микела, снова перевернула страницу.

      – Ладно. – Дуган закурил. – Ты будешь?

      – Нет.

      – А пиво?

      – Нет. – Микела хотела бросить на него гневный взгляд, но не смогла отвести глаза от пожелтевших страниц.

      Время замерло. Картина на стене. Картина отражается в окне. Фотография в газете. Газета на кровати. Дневник в руках. Ничего другого нет.

      – Ну хватит! – Дуган захлопнул дневник, не забирая его из рук Микелы.

      – Какого черта?! – крикнула она, но тут же сникла, отвернулась.

      – На вот. Покури, – Дуган протянул ей свою недокуренную сигарету. Она послушно обхватила фильтр губами, затянулась, растерянно оглядываясь, словно впервые оказавшись в этой незнакомой комнате. – Еще? – предложил Дуган.

      Она не ответила. Подушечки пальцев заскользили по влажной, шероховатой кожаной обложке дневника. Закрытые страницы были такими ясными, как будто их содержимое отпечаталось