Цвет тишины. София Шуленина

подвинула в его сторону блюдо с печеньем. Руки у нее были жилистые, с аккуратными короткими ногтями.

      – Спасибо.

      Голос съехал в хрип, и он не узнал сам себя. Руки все еще были содраны, болячки не прошли, и он натянул рукава до самых пальцев. Чтобы не отвечать на вопросы. Хотя все и так все знали.

      Пока он пил чай, ему удалось немного согреться. Печенье было как печенье, хрусткое, твердое, горьковатое. Жевать все еще было больно, хотя кровоподтек почти сошел. Несколько дней назад он был темного лилового цвета. Сейчас лиловый побледнел, по краям стал вообще желтым.

      Фольквэр разговаривал с Наной, Тахти смотрел в окно. Прямо перед окном росла раскидистая ель, лапы запорошил снег. На улице давно стояла глубокая ночь, хотя часы показывали всего пять часов вечера. Вокруг кирхи горели фонари, территория выглядела чистой и ухоженной. Кусты высажены по линеечке, тропки ровные, ни соринки. Из-за контраста света и закрывающей обзор ели рассмотреть улицу было почти невозможно. Видно было только, что здания на соседней улице подсвечены.

      Пока они разговаривали, у Тахти напрочь замерзли ноги. На Фольквэре были ботинки на меху. На Тахти – летние кеды.

      Нана позвала его по имени и улыбнулась мягкой, успокаивающей улыбкой, от которой стало только хуже и тревожнее. Она взялась рассказывать о том, что с завтрашнего дня он будет жить в доме у человека по имени Сиггѝ Паймен.

      – У него небольшая ферма за городом, поселок называется Маатальви. Тебе там понравится. Сигги – наш сертифицированный представитель, так что там с тобой все будет хорошо. А с понедельника пойдешь на курсы. Чтобы подготовиться к поступлению в институт. Здесь, в городе. От дома Сигги до города ходит автобус. Я завтра покажу тебе, где остановка.

      – Хорошо, – его голос звучал надрывным шепотом. – Спасибо.

      – А сегодня переночуешь у меня дома. Поедем завтра днем. Я отвезу тебя.

      Фольквэр уехал практически сразу. Они немного поговорили с Наной. Вернее, как поговорили. Она говорила, Тахти слушал. Она рассказывала про кирху, про центр психологической помощи, которым заведует. Говорила, сколько людей удалось спасти от депрессии и попыток суицида. Она говорила, что он всегда может приходить сюда, что бы ни было. Как будто от этого ему могло стать легче.

      На улице холодный воздух набросился со всех сторон, и его сразу начало трясти. Она надела черный пуховик с меховой оторочкой на капюшоне, митенки и полусапоги на меху. На Тахти были только ветровка поверх двух хлопковых свитеров, летние джинсы и кеды на легкий носок. Он спрятал руки в карманы ветровки.

      – Тебе не холодно? – спросила Нана.

      – Нет, не холодно, – соврал он.

      – Ты очень легко одет, – сказала Нана. – Так не годится.

      Как будто у него были теплые вещи. Как будто он просто так их не надел.

      В машине Нана включила печку. Вслух Тахти этого не сказал, но он порадовался, что не пришлось идти на морозе пешком. Предыдущая ангина только-только прошла, и уши до сих пор оставались полузаложенные. Меньше всего ему сейчас хотелось опять ходить