Цвет тишины. София Шуленина

безыскусной мебелью. Он содрал с раскладушки постельное белье, сложил его стопкой. В книжном шкафу оказалось не очень-то много книг. Нана была из тех, кто оставляет на полках только самое любимое. Полистать бы книги, но он не знал, можно ли, не разозлится ли Нана. И ограничился тем, что только рассматривал корешки.

      У Сигги небольшая ферма за городом. Он сертифицированный представитель. Ему это ни о чем не говорило. Главное, чтобы у него не было в доме оружия. Ему нужно потерпеть всего год. Год. Потом он сможет переехать. Потом он будет свободен. Но год – это на самом деле очень долго.

      Он сел на край раскладушки и вытащил из рюкзака фотоаппарат. Когда он собирался, наспех, то кинул его просто по привычке. Он не хотел больше снимать. Но сейчас знакомая тяжесть легла в ладонь. Хоть что-то было по-прежнему. Пусть это и причиняло боль.

      – Любишь фотографировать?

      Он не слышал, как Нана вошла в комнату. Она стояла в дверях и смотрела на него. На ней были джинсы и свитер с узором по горловине. Синие джинсы, синий свитер. И носки в горошек.

      – У меня нет пленки, – сказал Тахти.

      Она кивнула.

      – Пойдем завтракать.

      На столе уже стояла еда: омлет, жареные колбаски, салат, строганина, кусочки вяленой рыбы, дырявый сыр, хлеб. Он почти ничего из этого не ел. Как ей объяснить? Вегетарианство так часто вызывало отторжение в этих краях, что говорить об этом Нане он не хотел. Но она приготовила завтрак. Старалась. Еще меньше он хотел, чтобы все выглядело как неуважение. Поэтому он объяснил. Ждал разнос.

      А никакого разноса не было.

      – Может, тебе что-то еще приготовить? – спросила она, и ее голос был ровным и спокойным. – Ты же не наешься этим. Хочешь, овсянку сварю?

      – Не нужно, – сказал Тахти. Точнее, прошептал. Утром его вообще не было слышно. – Спасибо большое.

      – Скажи, если что.

      – Спасибо. Извините.

      На улице стоял холод, завывал ветер, летел в лицо колкий снег. Черно-белый, монохромный пейзаж, белый северный свет рассеянными полосами, проседь инея на заснеженных полях. Голые крючковатые деревья с дрожащими ветками терлись друг о друга, тщетно пытаясь согреться. До весны еще было далеко. В салоне военного грузовика было еще холоднее. Тахти сидел на заднем сиденье, прижимал к груди полупустой рюкзак. Руки сводило от холода, он тер ладони. Руки согревались буквально на пару минут. Нана запаковала его в парку и байховые спортивные штаны, и все равно он замерз. В салоне пахло машинным маслом и бензином. Окна дребезжали на ветру, на лобовое налип тонкий слой мелкого черствого снега. Нана протирала дворниками стекло, но снег не отлипал.

      Город так и остался по правую руку. Впереди лежали только седые от снега горы да тянулась далекая полоса темного моря. Грузовик гудел, по полу шла вибрация. Только пустота и тишина, куда ни глянь. Словно в мире больше не осталось живых существ.

      Маатальви находился недалеко от Лумиукко. Это было что-то вроде небольшого поселка. Среди холмов и сопок вдоль побережья были разбросаны фермы. До Лумиукко оттуда ходил автобус, не