Уездный детектив. Незваный, но желанный. Татьяна Коростышевская

островными чародеями, в сонных пределах находясь. И дней семь еще там находиться будет.

      – Перфектно… – Я запнулась, потому что мое паразитное слово шефа не радовало. – Он хороший парень, Волков этот, и добрый сыскарь, не хотелось бы…

      И снова запнулась, подвесив окончание фразы, голос дрожал, реветь хотелось. Экая ты, Крестовский, дрянь. Неужели трудно было со мною как-то мягче порвать? Хотя бы письмом. Чтоб у меня чуточку времени на страдания осталось. Я ведь не железная и сразу про несколько вещей думать не могу.

      – Хороший? – Семен протянул мне цепочку. – Ну-ну…

      Наши пальцы соприкоснулись, когда я брала с его ладони оберег, привычная искорка пробежала под кожей к локтю. Спокойно, Геля, дыши. Забудь обо всем, отпусти, с самого начала понятно было, что не сладится у вас. Ты женщина современных взглядов, сильная и независимая, а он… Он это он. Твой начальник. И хороший, кстати, начальник, лучший из возможных. Поэтому страдать ты после будешь, в одиночестве. Сейчас честь мундира блюди.

      Медленно вернула я цепочку на шею, спрятала ее за воротом, расслабленно опустила руки на колени.

      – Думаю, про господина Волкова вам уже приказные все рассказать успели.

      Крестовский кивнул, указывая на картонную папку:

      – Рассказать и показать.

      – Тогда я, с вашего позволения, повторяться не буду. – Голос уже не дрожал, только смотреть я старалась не на на собеседника, а чуть в сторону. – Приступлю непосредственно к делу, за которым вы меня в этот город направили. Блохин Степан Фомич, покойный пристав…

      Рапорт длился минут двадцать. Подробно изложив все свои предположения и перечислив действия, я двигалась от события к событию. Шеф слушал внимательно, не перебивал, ему, в отличие от меня, записывать для памяти не требовалось.

      Закончив, я налила из графина воды в стакан и осушила его до донышка.

      – Понятно…

      Я повторила манипуляции. Подождав, пока я отставлю посуду, Семен спросил с фальшивым дружелюбием:

      – Стало быть, по факту у нас в приказе находится арестованная опиумщица, обвиняемая в убийстве госпожи Чиковой, и тело супруга последней?

      – Именно. Мишкина в этом убийстве призналась, и как только будет возможно продолжить допросы, убийство Блохина…

      – А Чиков?

      – Что Чиков?

      – Его застрелил некий мальчишка по фамилии Степанов из вашего револьвера?

      – Да.

      Смысл его вопросов от меня ускользал, потому что буквально пару минут назад я это все другими словами уже излагала. Застрелил в целях самообороны, сам о том пока не знает. И никто не знает, кроме меня, Волкова и приказного извозчика, который тело в морг отвез.

      Ноздри Семена Аристарховича гневно раздувались, а глаза метали молнии, я даже о страданиях в испуге позабыла.

      – То есть… – начал шеф едко, но тут в дверь постучали, и он громко велел: – Войдите!

      – Ваше превосходительство, – Давилов посторонился, впуская посетителя, – тут к ее высокоблагородию…

      – Евангелина Романовна! – возник на