Посредник. Ларс Соби Кристенсен

только, что мне эта ее свобода казалась жалкой. Неужто они не заслуживали лучшего, более значительного, более великолепного, более долговечного, нежели свобода, заключенная в простеньком обеде, – все эти матери, что отреклись от собственных возможностей и выборов и поставили себя на службу другим, все они, кого называли домашними хозяйками, ведь они были не столько матерями детей, сколько хозяйками кухонь, комнат, кладовой, стиральной машины, пыльных и половых тряпок, бельевой чердачной сушильни, пылесоса, постельного белья, швейных иголок и швабр, – неужто они не заслуживали чего-то еще? Конечно, они заслуживали большего. Они заслуживали иной славы, те, на кого потом смотрели свысока, презрительно, с насмешкой и списывали со счетов как никчемных пустышек. Эти женщины были совершенно не такими. Именно они латали нашу одежду. Именно они разыскивали нас. Сегодня мы обойдемся без сложностей, сказала мама. И сейчас, когда пишу, я думаю: она заслуживает славы.

      – По мне, так будет в самый раз, – сказал я.

      – Так?

      – Без сложностей.

      5

      Время близилось к шести, и я двинул к пристани, чтобы поскорей покончить со всем этим. Дорога заняла довольно много времени, потому что с ногой было как никогда плохо. Она своенравничала и скандалила. Норовила сбить меня с курса, гнала через ограды, в канавы, на деревья. Но в конце концов я добрался. Ивер Малт, как обычно, рыбачил. Необычной была наша с ним договоренность. Причем я-то никаких договоренностей не желал. Обернулся Ивер, только когда я очутился прямо у него за спиной, да и тогда лишь бросил беглый взгляд через плечо, продолжая не спеша выбирать лесу.

      – Погляжу, может, папа приедет на пароме, – сказал я.

      – Само собой, погляди.

      – Очень может быть, что приедет.

      – Хорошо бы. Тогда вы покрасите флагшток.

      – Вот именно. Его необходимо покрасить.

      Ивер Малт вручил мне жестянку:

      – Ты леворукий?

      Я мог бы ответить, что я левоногий, хотя такого слова нет, но, в общем-то, уже есть, левоногий, мне удобнее всего идти левой ногой.

      – Нет, – сказал я. – А ты?

      – Тогда почему держишь жестянку в правой руке?

      Я поменял руку, переложил лесу в другую:

      – Так?

      – Можешь раскрутить блесну либо над головой, как лассо, либо сбоку. Понятно?

      Сперва я попробовал как лассо. Блесна, красно-золотая, оказалась тяжеловата, и я едва не потерял равновесие.

      – Думаю, для начала лучше сбоку, – сказал Ивер.

      Теперь он в свой черед стал у меня за спиной. Подправил положение моего плеча и запястья, потом отступил немного назад. Я замахал рукой будто ветряная мельница, отпустил лесу, и блесна нырнула во фьорд сантиметрах в восьми от причальных столбов. Покрутив за ручку, я выбрал лесу и бросил жестянку Иверу:

      – Лови сам. Мне на фиг не надо.

      Ивер здорово удивился, шагнул ближе:

      – Ты чего? Бросаешь после первой же попытки?

      – Не