Только один год. Гейл Форман

компании, проданной китайцам до того, как кризис ударил по их экономике. У нее бессчетное число родственников, братьев и сестер во всей Европе, Штатах, Мексике и Аргентине, и она обзванивает их всех по кругу каждый вечер.

      – Ведь никогда не знаешь, как жизнь повернется. Возможно, однажды и ты станешь считать их своей семьей.

      Мне хочется сказать, что у меня уже есть семья, но теперь это уже едва ли правда. Кто остался-то? Я да Яэль. Ну, и дядя Даниэль, но он почти не считается. Ролл встает поперек горла. Я запиваю его большим глотком пива.

      – Там очень красиво, – добавляет она.

      Брам однажды возил нас с Яэль в Италию кататься на лыжах. Мы с ней все время сидели в комнате и кутались, чтобы не мерзнуть. Он урок усвоил. На следующий год мы отдыхали на Тенерифе.

      – В Швейцарии слишком холодно, – говорю я.

      – А тут очень хорошо? – иронизирует она.

      Мы с Аной Лусией вместе три недели. Рождество – через шесть. Даже не надо иметь мозги, как у Вау, чтобы решить эту задачу.

      Я молчу, она опять начинает.

      – Или, может, ты хочешь, чтобы я одна уехала, и чтобы тебя мог погреть кто-то еще? – Ее тон меняется резко, как я понимаю, полезли наружу подозрения, которые она все это время вынашивала.

* * *

      На следующий день я опять ухожу на Блумштрат, там я застаю ребят за столом, заваленным бумагами. Брудье смотрит на меня с выражением виноватого пса, сперевшего обед.

      – Прости, – сразу же говорит он.

      – За что? – спрашиваю я.

      – Я, кажется, рассказал им немного о нашем разговоре, – запинаясь, отвечает он.

      – Но мы не удивились, – добавляет Вау. – После твоего возвращения видно было, что что-то не так. И я сразу понял, что шрам не из-за велика. Когда падаешь, такого не бывает.

      – Я говорил, что на ветку дерева напоролся.

      – Но тебя побили скины, – говорит Хенк. – Те самые, в которых накануне та девчонка бросила книжку.

      – Думаю, он и сам знает, что с ним произошло, – напоминает Брудье.

      Я же молчу.

      – Мы считаем, что у тебя эта посттравматическая фигня, – продолжает Хенк. – От нее и депрессия.

      – Значит, на версию про воздержание вы уже забили?

      – Ну да, – подтверждает Хенк. – Потому что теперь-то секс у тебя есть, а депрессия не ушла.

      – И ты думаешь, что все из-за этого, – говорю я, дотрагиваясь до шрама. – Не из-за девчонки? – Я смотрю на Вау. – Не допускаешь, что Лин могла быть права?

      Все трое стараются сдержать смех.

      – Что ржете? – Меня вдруг охватывает раздражение и желание обороняться.

      – Сердце она тебе не разбила, – говорит Вау, – лишь статистику тебе подпортила.

      – В каком это смысле? – спрашиваю я.

      – Вилли, ну хватит. – Брудье начинает махать руками, пытаясь всех нас успокоить. – Я тебя знаю. Знаю, как у тебя всегда складывалось с девчонками. Ты влюбляешься, а потом чувства тают, как снег на солнце. Если бы ты провел с ней еще несколько недель, она бы тебе наскучила, как и все остальные. Но этого не произошло. Так что это