Ожерелье королевы. Александр Дюма

имя! – положив ногу на ногу, заметил кардинал. – Но теперь оно редко, род этот угас.

      Жанна угадала сомнения де Рогана.

      – Вовсе не угас, монсеньор, – возразила она. – Его ношу я, а также мой брат, барон де Валуа.

      – Это признано?

      – Ни в каком признании нет необходимости, монсеньор. Богат мой брат или беден, он все равно останется тем, кем родился, – бароном де Валуа.

      – Расскажите о себе поподробнее, сударыня, вы пробудили во мне любопытство. Обожаю геральдику!

      Просто и небрежно Жанна рассказала кардиналу все, что уже известно читателям.

      Кардинал слушал, не сводя с нее взгляда.

      Он не трудился скрывать свои впечатления. Да и к чему: кардинал не верил в то, что Жанна знатна, он просто разглядывал хорошенькую, но бедную женщину.

      Жанна, замечавшая все, догадалась, насколько низко расценивает ее будущий покровитель.

      – Выходит, – небрежно проговорил г-н де Роган, – вы и в самом деле претерпели множество несчастий?

      – Я не жалуюсь, монсеньор.

      – В сущности, ваши трудности были мне расписаны в слишком черных красках.

      Кардинал обвел взглядом комнату.

      – Жилье у вас удобное и вполне прилично обставлено.

      – Для гризетки – несомненно, – сухо ответила Жанна, горя желанием поскорее приступить к делу. – В этом вы правы, монсеньор.

      Кардинал заерзал в кресле.

      – Как! – воскликнул он. – И вы утверждаете, что это – меблировка для комнаты гризетки?

      – Не думаю, монсеньор, что вы назовете ее достойной принцессы, – отчеканила Жанна.

      – А вы и есть принцесса, – заметил кардинал с тою неуловимой иронией, какая, не делая их слова оскорбительными, свойственна лишь очень умным или знатным людям.

      – Я — урожденная Валуа, монсеньор, так же, как вы – Роган. Это все, что я могу сказать, – ответила Жанна.

      Эти слова были произнесены с таким спокойным величием человека, оскорбленного в своем горе, с таким достоинством женщины, которая считает, что ее недооценивают, прозвучали столь естественно и в то же время благородно, что принц не почувствовал обиды, но как мужчина смутился.

      – Сударыня, – проговорил он, – я совершенно забыл, что мне следовало начать с извинений. Я писал, что приеду вчера, но был занят в Версале на приеме в честь господина де Сюфрена. Поэтому мне и пришлось отказать себе в удовольствии посетить вас.

      – Ваше высокопреосвященство и так оказали мне большую честь, вспомнив обо мне сегодня. Господин граф де Ламотт, мой муж, будет весьма сожалеть о своем изгнании, где его удерживает нищета, что лишило его возможности насладиться обществом столь прославленной особы.

      Слово «муж» привлекло внимание кардинала.

      – Так вы живете одна, сударыня? – поинтересовался он.

      – Совершенно одна, монсеньор.

      – Это, должно быть, приятно для молодой и хорошенькой женщины.

      – Эго, монсеньор, естественно для женщины, которая чувствует себя не на месте нигде, кроме света, недоступного ей из-за ее бедности.

      Кардинал