Сын моря, сын огня. Роман Баранов

великого охотника…

      – И это славно, друг, – почти ласково прервал его Альдарик. – Я предлагаю тебе поохотиться на крупного зверя. Сразиться с противником, достойным твоей силы.

      Альдарик использовал хитрость Мадальгрима. От слов про силу тёмное лицо Варгара вспыхнуло огнём в бликах факелов. Но в разговор влез громогласный вождь долгобородов:

      – А мы чего, недостойные? Кого вы слушаете? Нам предлагают лобызаться с врагами! И кто? Пришелец с Юга!

      Альдарик ухмыльнулся:

      – Севера во мне побольше, чем во многих из вас. Но куда там. Обвинять друг друга и трусливо прятаться по лесам легче, чем выйти в открытый бой.

      – Кого это ты назвал трусом?!

      Вождь долгобородов подался вперёд, но Альдарик только развёл руками:

      – Не тебя, конечно.

      Фалька глядел на кипящих злобой землепоклонников и пытался представить, как братается с собственными врагами. Пускай даже с Фрекой Полумесяцем. Он вспомнил уродливый шрам разбойника и скривился от мерзости. Нет, Мадальгрим задумал невозможное. Мирить жителей болот с теми, кто прогнал их на болота? Или долгобородов с войском Варгара Лучника, ещё вчера бившихся друг с другом насмерть? Безнадёжно.

      На опушке бушевало море – все ругались со всеми. Болото спорило с рекой. Междуречье нарекло безумием открытую войну с римлянами. В ответ Альдарик завёл разговор про тактику, чем разозлил Варгара Лучника. Теперь они лаяли друг на друга, как два пса – чёрный и белый. Тем временем дружина Варгара сошлась в перебранке с долгобородами – вновь застучали щиты и загремели копья. Мадальгрим метался от одних спорщиков к другим, кричал о богатой земле, сражениях предков, белых лошадях в роще, но всё было тщетно. Крики тонули в неразборчивом гомоне. Кроме растерянной дружины Ингвара, молчали только черноликие горцы, наблюдая за всеми, как скала наблюдает за летящими по ветру листьями.

      Луна зашла за тучи, словно прячась от неминуемой резни. Фалька поискал глазами путь отхода. Если грянет бой, морским людям в нём делать нечего.

      Он увидел Берена – гигант неспешно вышел под свет факелов. Вокруг его могучего тела обвилось что-то, похожее на змею. Фалька пригляделся и понял, что это лур – огромная витая труба. Берен поднёс лур к губам, и Фалька едва успел закрыть уши.

      Опушку оглушил протяжный рёв. Спорщики разом умолкли и закрыли головы руками. Воины Варгара выставили щиты. Неподвижными остались лишь воины Мадальгрима и те же черноликие – должно быть, они и правда были мертвецами.

      Рёв оборвался, рассеявшись среди деревьев. Остывающий воздух полнился шорохами. Никто не решался повысить голос.

      Мадальгрим вышел в круг.

      – Берен не может говорить. Когда-то он доверился римлянам и за это доверие заплатил собственным языком.

      Его слова тонули в мутной тишине, и казалось, что опушка находится на дне моря. Все молча слушали конунга, за которым возвышался безмолвный великан.

      – Римляне убили мать Берена и забрали сестёр. А его самого посадили на цепь, чтобы пускать в бой ради