Сделай, чтоб тебя искали (сборник). Исаак Шапиро

рады, что мы с ними, значит, всё в порядке. Мама целует неизвестную старушку, у обеих слёзы.

      Только сейчас заметил: женщина, что позвала маму, держит нашу малышку.

      – Как зовут ребёнка? – спросила меня.

      – Это не ребёнок, это девочка.

      – А как зовут?

      Я пожал плечами: не знаю…

      Оказалось: эта женщина – родная сестра мамы. А старушка, что целовалась с мамой, моя бабушка. От неожиданности я растерялся и, видимо, особой радости не проявил. Они жили в другом городе, я никогда не слышал о них. Теперь незнакомую женщину я должен называть «тётя Фаня», а «бабушка» – она и есть бабушка. Только этим они отличались для меня от остальных пассажиров.

      Паровоз резко завыл, как от боли. Он дёрнул первый вагон, и судорога прошла по всему составу. Колёса сдвинулись с места, дальше – больше, набирали скорость.

      – Мам, куда мы едем?

      – Куда все, туда и мы.

      – Но куда?

      – Подальше от бомб.

      Если успеет…

      Мы подъехали к станции вскоре после бомбёжки. Вокзал был целый, но в центре города ещё продолжали тянуться к небу клубы чёрного дыма. А у вокзальных людей свои заботы: охранники с ружьями за плечом следили, чтоб из нашего поезда никто не сходил, строго предупреждали:

      – Скоро отправляется…

      Мама подозвала девушку, что проходила мимо. Говорили они по-украински, но я понял о чём. Мама дала ей бумажные деньги, просила купить хлеб.

      – Будь добра. Наш вагон – четвертий вiд паровоза.

      Девушка взяла деньги и поспешила к выходу в город.

      Тётя Фаня недовольна: плакали твои деньжонки.

      И бабушка ей подпевала: первый раз видишь человека – и на тебе… деньги швыряешь, как смитьё.

      – Если успеет – принесёт, – уверяла мама.

      – Как же, жди-пожди… два раза принесёт.

      Мы с мамой стояли у дверей, смотрели в конец поезда. Потом я остался один, не отрывал глаз от выхода в город.

      Запел свисток. Вагоны приняли рывок паровоза и медленно, нехотя сдвинулись с места – не удалось вдоволь отдохнуть, надо вновь…

      – Мама! – закричал я.

      Девушка бежала по перрону, бежала напролом, старалась догнать четвёртый от паровоза. Бежала изо всех сил, но поезд набирал скорость. Она отставала, отставала всё больше, а поезду было безразлично. Состав уже покидал перрон, и тут мы увидели: девушка забросила буханку в открытую дверь последнего вагона.

      Крынка молока

      С обеих сторон нашего поезда догорали пожары. На голой почернелой земле внезапно взвивалось острие огня и быстро гасло. Местами кружился белёсый пепел. Ветер задувал в вагон клоки дыма. Все отчаянно кашляли, и начинался спор: надо ли закрывать дверь и окна? Тогда мы задохнёмся без воздуха! А задохнуться от дыма – это лучше?! У нас ребёнок! У всех ребёнок!

      Такая перепалка продолжалась, пока поезд не въезжал в густое прохладное ущелье леса. Здесь пассажиры начинали улыбаться, жадно заглатывали этот бесценный подарок деревьев.

      Иногда паровоз оставлял нас в лесу, а сам пыхтел до станции