Сделай, чтоб тебя искали (сборник). Исаак Шапиро

забыл про девочку… Ей уже четыре месяца, а она ещё не ходит. Вякает вроде котёнка. Зачем она нужна?.. Завтра уже могли быть у папы. Пони, наверно, голодный. Видел в цирке: медведю давали сахар. Я буду кормить Мики шоколадом. Если папа прислал полную посылку, значит, у него ещё много осталось.

      Я сидел на крыльце, как всегда, один. Без пользы смотрел на землю. Подразнили лошадкой – и уже скучаю по ней. И неизвестно, когда мы встретимся. Её, наверно, надо купать каждый день…

      Мама вышла погулять с малышкой. Та лежала в коляске, чмокала соску. Малая давно у нас, но имя её не помню. А Мики запомнил сразу.

      Спросил у мамы: есть ли дома новая щётка?

      – Зачем тебе?

      – Их моют щёткой.

      – Кого моют щёткой?

      – Лошадей. В кино показывали.

      Мама помолчала. Потом вдруг решила:

      – Завтра пойдёшь в кино. Сам, как взрослый.

      Я запрыгал от радости. У мамы смеялись глаза. Настя сегодня уезжает в своё село, и я побежал рассказать ей: завтра – кино – сам…

      Уже давно прошу об этом, но мама не позволяла, – боялась, как буду переходить дорогу, считает – в школу иду не торопясь, а в кино буду спешить. К тому же веду себя в кинозале – хуже некуда, просто стыд. Это правда. Я начинаю смеяться раньше, чем показывают смешное, – и смеюсь, когда уже не смешно. Я обещаю, что не буду мешать другим.

      Назавтра было воскресенье.

      Утром мылся усерднее, чем всегда, брызги летели по сторонам, и завтрак съел в один присест.

      У калитки мама пригрозила: не смей покупать мороженое.

      В кинотеатре «Коцюбинский» на всю стену фойе висела громадная картина. Её целиком мой взгляд не охватывал, я смотрел её по частям. В одном месте, когда стоял близко, казалось, что копыто лошади вот-вот шарахнет меня в лоб. Было похоже, что вся эта толпа – всадники, телеги с пулемётами, пешие с винтовками и без, в жупанах и тельняшках, тётки с детьми и старики, сейчас ворвутся к нам в фойе.

      Первый сеанс должен был начаться в десять. Однако зрителей собралось мало, фильм задерживали, тянули время. Соседка возле меня как заводная лузгала семечки, и шелуха зависала у неё на подбородке.

      Кто-то нетерпеливый заорал:

      – Давай кино!

      И сразу несколько голосов подхватили:

      – Сапожник! Портач! Давай кино! Не спи!

      Я знал: портач – это плохо. Но совсем не понятно – при чём тут сапожник? Дядя Акулыч – тоже сапожник, но папа говорит: у него золотые руки. Странно…

      Свет погас. Я пересел подальше, где оставались пустые кресла, чтоб не мешать. Но передние ряды всё-таки шикали на мой смех. Фильм назывался «Волочаевские дни». Не комедия. Но меня в ту пору смешил каждый пустяк.

      Когда вышли из зала на улицу, все щурились от солнца. Вокруг столба молча стояла кучка людей. Некоторые, задрав головы, смотрели на чёрный раструб. Я остановился тоже. Из репродуктора раздавался чей-то тонкий голос. Но мне было не до него. Я ещё жил в фильме.

      Одни люди торопливо проходили мимо, не обращая внимания на радио,