Охотник и его горгулья. Дорофея Ларичева

верит в проклятье или как там оно у вас называется, – остановил он наши с Нюкой возражения. – За все годы ни разу на «Подкову» не нападали. В других трактирах были гости. Нас Всевеликий миловал. Но мало ли…

      – Сколько заплатишь за ночное дежурство? – немедленно оживилась оборотистая Нюка.

      – Четыре серебряных.

      – Ванитар, пошли спать. Здесь нас не ценят, – распорядилась горгулья. Я едва сдержал улыбку.

      – Хорошо, – поспешил набавить цену Сервено. – Шесть серебром – это максимум.

      – Сегодня согласны, – опередила меня крылатая скряга.

      Сервено молча вытащил из кармана горсть монет, отсчитал шесть и удалился. Горгулья довольно прицокнула.

      – Он тебе завидует.

      – Кто? Трактирщик? – не понял я.

      – Проклинатель. Завидует отчаянно, оттого и цепляется, – Нюка перебралась на стол и принялась опустошать корзинку с печеньем.

      – Чему? – искренне изумился я. – Я кругом всем должен. У меня нет ничего своего. Даже одежду в последний месяц беру у скупщиков старья. Боюсь проверять, сколько тел эти тряпки согревали до меня! – я подёргал за рукав застиранную рубашку.

      Некстати перед глазами промелькнула витрина моего… когда-то моего магазинчика, дом Энафара, фигуры шести охранников Сварлига. Вспомнилось, как захлёбывался болью от переломанных рёбер, как унижался, просил не отбирать последнее, как ковылял от кредиторов в пропитавшихся кровью лохмотьях… Всевеликий, если я за ближайшие три месяца не заработаю требуемою сумму, проще утопиться…

      – Жавидофать мош-жно мнохому, – с набитой пастью прошамкала Нюка. Она потянулась к кувшину молока, плеснула себе в блюдечко и напившись продолжила поучения. – Порой достаточно пустяка для зарождения зависти, перетекающей в лютую ненависть. Вот ты молод, здоров, недурён собой. У тебя есть шанс чего-то добиться. Чем не повод для зависти старого, не нужного никому неудачника, у которого впереди только дно бутылки?

      Я неопределённо пожал плечами. Нюка, вроде, дала повод для гордости, а мне не радостно. Вообще никак.

      – Слушай, хорош умничать. Давай деньги отрабатывать, – поторопил я её.

      И потянулась долгая жуткая ночь. Я старательно обошел гостиницу, устанавливая сигнальные заклинания на окнах и дверях. Потом зажег несколько светляков, подвесил их над столом и принялся читать какую-то книженцию, обнаруженную на кухне под вешалкой поваров. Текст не оседал у меня в памяти, но сейчас сойдёт любое занятие – лишь бы отвлечься от мрачных мыслей.

      Чёрные тени вяло толкались по углам общего зала, словно овцы перед дверями загона. От матери–тьмы их отделяли стены, довольно прочные на вид. Но уж если красхи с лёгкостью рвали на части магов, что им кирпичи?

      «Брось, Ванитар, – утешал я себя, – красхи сейчас всего лишь люди из плоти и крови. Наверняка, даже чародейству не обученые как следует. Это не маги-землеройки, способные усилием воли обращать камень в пыль. Интересно, если Аганьер красх, отчего он испугался меня? И стыдился? Разве порождениям бездны доступны