Воспитатель. Владимир Азаров

нашу судьбу:

      Восходит солнце,

      Солнце садится,

      Снова восходит солнце.

      И вот в чём ценность этого:

      Человеческое тело,

      Выбранное средство —

      Это пропорция.

      Я думаю, что сцепленные пальцами

      Ладони рук —

      Правой и левой,

      Соединённых в необходимом

      Примирении.

      Закон вселенной как код жизни —

      Это два ритма,

      которые регулируют нашу судьбу:

      Восходит солнце,

      Солнце садится,

      Снова восходит солнце…

      Амазонки готовы

      Уйти, ходить, вернуться и снова уйти,

      Чтобы сражаться с воинами.

      Амазонки молоды.

      Они не стареют».

1

      Здравствуй, время!

      Лети, лети!

      Лети быстрее!

      В моё будущее!

      Но так долго ещё ждать —

      Мне всего пять лет…

      Проще в прошлое – десятки лет назад,

      Когда мою семью выдворили

      Из Ленинграда в холодные

      И Снежные степи Казахстана.

      Отца арестовали,

      Как многих других отцов

      Времени сталинских репрессий.

      И мы – в деревянном бараке

      В маленьком поселении Макинск,

      Где была железнодорожная станция.

      Соседом, за стеной в бараке, жил

      Иностранец – кинематографист.

      Кинематографист?

      Я был слишком мал понять значение этого слова.

      Но догадывался – он делал кино,

      Которое я тоже придумывал, рисуя пастелью,

      Кинематографиста…

      Он – сутулый, смотрел вниз, медленно ходил,

      Был уже немолодой…

      Волосы седые жидкие,

      Совсем не как у моего отца.

      Да, он был не атлетического сложения моего отца,

      Ленинградского спортсмена – настоящего борца…

      А сосед – без устали что-то рисующий художник…

      Пастель, тушь, карандаши – его оружие

      В его маленькой ячейке нашего барака —

      И сидел он за шатающимся столом…

      Моя мать перед уходом на работу

      Рано утром, как в детский сад,

      Вела меня к нему,

      Ставшему моим Воспитателем и другом…

      Мне четыре или пять…

      Сидел я рядом – целый день,

      На следующий день опять

      Перерисовывал его рисунки

      Испачканными красками руками —

      Пастелью, тушью…

      Сидел… Сидел…

      Переданный мамой хлеб ел…

      Предполагаю – не от казахского мороза

      Причина моего будущего сколиоза…

      Я около него. Его любил.

      И был для меня воздух в его «келье» любимым,

      Который пах бензином…

      Любил пастели, акварели, разложенные

      Как в канцелярском магазине…

      Клубящийся табачный дым над нами,

      Придя домой, рассказывал об этом маме…

      Как я его любил!

      Такой смешной! И абсолютно не советский —

      Странный иностранный