Сердце на Брайле. Паскаль Рютер

разочарую, а это тоска зеленая. Неизбежно. Я никогда не смогу повторить этот подвиг. На следующей же контрольной я рухну на самое дно, и всё станет ясно…

      – Если только…

      – Никаких «если»… Я тебе сразу говорю: жульничать не стану… Да и кстати, ты же сама…

      – Допустим. Но я не предла…

      Она замедлила шаг, и я понял, что мы пришли. Но я не собирался отпускать ее вот так. Я встал перед воротами и скрестил руки на груди.

      – Давай начистоту: это ты или не ты?

      Мари-Жозе спокойно искала ключи в сумке, ее рыжие кудри скрывали лицо.

      – Хорошо. Это я.

      Странно, но я потерял дар речи. Она посмотрела на меня, улыбнулась и закусила губу – всё это одновременно.

      – И зачем ты это сделала? Разве не видишь, что у меня теперь проблемы? Примерно как с голодающими в Африке: устроишь им пир горой, а они тут же коньки отбросят. Со мной то же самое; надо было начинать с малого.

      – Я не подумала. Это вообще на меня непохоже… жульничать, я хочу сказать… хотя и не думать тоже.

      Несколько секунд я задавался вопросом, достойное ли это оправдание или нет. Красная армия высадила у меня в голове все свои батальоны.

      – Мне нужно домой, я должна позаниматься на виолончели… но, если хочешь, заходи, послушаешь.

      Я чуть не сказал, что я тоже музыкант, но сдержался. Мне было очень любопытно познакомиться с ее виолончелью. Но папа бы стал волноваться. А я бы заволновался, потому что он волнуется. Меня вообще очень раздражает, когда мы начинаем волноваться параллельно друг другу. И всё-таки я поплелся за Мари-Жозе. Мы прошли через сад по усыпанной гравием аллее, которая петляла вокруг деревьев всех видов и сортов. В какой-то момент она прошептала:

      – Кстати, спасибо, что вернул бумагу в туалет для девочек…

* * *

      Весь вечер я размышлял о случившемся. Моя голова стала похожа на тыкву, и папа сказал, что я странно выгляжу. В итоге пришлось улечься в постель с градусником. Когда папа спросил, что же такое со мной приключилось, я просто ответил:

      – Я откусил больше, чем могу проглотить.

      И так как он ничего не понял, пришлось объяснить:

      – У меня лучшая оценка в классе.

      Кстати, он уже был в курсе, потому что столкнулся со Счастливчиком Люком, который тренировался на своем велосипеде, и вместе они пришли к выводу, что для меня еще не всё потеряно.

      Казалось, папа удивился, что я так мучаюсь из-за хорошей оценки, но ему предстояло еще кое-что доработать в «панаре», поэтому он оставил меня, заключив, что я вечно недоволен и просто не создан для счастья. В любом случае я не собирался углубляться в детали.

      Я вспомнил, как мы провели время с Мари-Жозе. Пришлось целых полтора часа слушать, как она играет на виолончели Вивальди[22], Баха[23] и Марена-что-то-там[24] – никогда о таком не слышал. В конце концов Мари-Жозе отложила смычок и спросила:

      – Ты тоже любишь музыку?

      – Да, – сказал я.

      – Классическую или барокко?

      – Марокко? При чём тут Марокко?

      – Барокко, а не Марокко.

      Я

22

Антонио Лучо Вивальди (1678–1741) – итальянский композитор и скрипач-виртуоз. Его называют одним из крупнейших представителей итальянского скрипичного искусства XVIII века.

23

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750) – немецкий композитор, органист и музыкальный педагог. Ярчайший представитель искусства барокко в музыке.

24

Имеется в виду Марен Маре (1656–1728) – французский композитор и исполнитель на виоле да гамба.