Сердце на Брайле. Паскаль Рютер

звонком на урок я спросил Этьена и Марселя, что они думают о моем положении. Конечно, я промолчал о том, что Мари-Жозе наверняка замешана во всём этом, поскольку и так чувствовал себя нелепо. Этьен предположил, что я действительно становлюсь «маэстро лазеек», о котором рассказывал уважаемый египтянин, и что мне стоит продолжать жульничать, чтобы остаться на высоте. Я пожал плечами.

      – Это невозможно. Я слишком туп, чтобы жульничать эффективно. В прошлом году я попытался, а в итоге меня оставили после уроков и заставили отмывать все туалеты в школе. Нет, спасибо. К тому же меня мучает совесть. У вас такого не бывает?

      – Нет.

      Марсель посмотрел в небо и предложил мне просто усерднее заниматься и добиться успеха честным путем. Конечно, подводя итоги в туалете, я уже приходил к такому решению.

      – Слишком поздно. Как только я пытаюсь учиться, всё превращается в китайскую грамоту. Например, я уверен, что сегодня вечером уже не буду понимать утренние уроки биологии про гладкие и морщинистые горошины, которые дают… ну, что-то там дают. Вот о чём я – вообще ничего не пойму!

      – У всех великих рок-музыкантов была беда с учебой, – заметил Этьен.

      Из уважения к сказанному повисла пауза.

      – А ты действительно великий музыкант, – добавил он, чтобы просто что-то добавить.

* * *

      После уроков я предупредил Хайсама, что не приду смотреть игру в шахматы, потому что меня ждет срочное дело.

      – Жаль, – ответил он, – а я хотел показать тебе секреты сицилианской защиты…

      Да они как сговорились! Я сделал вид, что не понял, о чём он, и сказал:

      – Может быть, завтра.

      – Не получится. Завтра суббота.

      – И что?

      – Шаббат. В этот день мы ничего не делаем.

      – Но ты же египтянин, уважаемый египтянин. А твой отец – турок. Турок из Стамбула.

      – Из Галаты[21], я попрошу. И что с того?

      Я не придумал ничего достойного в ответ, да и в целом моя голова была занята другими вещами. Хайсам открыл дверь в комнату консьержа, где его отец плел косички из теста, водрузив на голову феску. Перед тем как закрыть дверь, мой уважаемый египтянин снова заговорил:

      – Мне кажется, ты торопишься уйти из школы из-за сегодняшних подвигов.

      Казалось, его взгляд-рентген просвечивает меня насквозь. Уверен, он даже скелет мой увидел.

      – И что с того? – повторил я его слова, не задумываясь.

      Хайсам медленно опустил голову, словно соглашаясь, что я ответил правильно, и у меня по спине побежали мурашки – я почувствовал, будто расту благодаря ему.

      Я побежал ко въезду в деревню, чтобы не упустить Мари-Жозе. Я точно не переживу выходные, если не разберусь со всем этим немедленно. Мне захотелось снова зайти в церковь и помолиться о том, чтобы она была одна, но я подумал, что две молитвы за такое короткое время – слишком подозрительно. Там, наверху, наверняка не потакают малейшим прихотям. Так что я просто скрестил пальцы. И появилась

21

Исторический район в европейской части Стамбула.