Судьба калмыка. Анатолий Григорьев

бутылкой по короткому кругу и закрыв глаза жадно опрокинул ее в рот. Выпив на одном дыхании больше половины, он брякнул гулко дном по столу и опершись о край стола, опустил голову вниз с лохматым чубом. Постояв так несколько секунд, он гордо вскинул голову и обеими руками потер выпяченную грудь. Потом взял кусок сала и прямо с огромного куска рванул крепкими зубами угол со шкуркой. Покосившись на лежащий на столе нож, он оскалился и воткнул его через скатерть в стол. -Шалава, падла! Прошипел он брызгая слюной с разжеванным салом, наблюдая как качается по сторонам засаленная ручка ножа. Проглотив жидкое месиво, которое текло по подбородку, он отломил корочку хлеба, вытер ею губы и подбородок и съел. Потом нащупал бутылку и глядя в темное окно допил остатки водки. Также не глядя швырнул пустую бутылку в угол. На удивление она не разбилась. Витька уже изрядно опьянел. Целый день он не ел, а силы потратил тут на это разбирательство. Завалиться бы спать, но он помнил, что к утру трактор должен быть в лесосеке. Да, самое главное, его никто не должен видеть выпившим. Хоть и немного, но выпил. Ведь обещал же не пить! Это он тоже помнил. Нахлобучив шапку, он с трудом надел мазутную фуфайку, валявшуюся у двери и помотав головой вывалился на мороз. К ночи морозы брали свое. Оглянувшись по сторонам, он никого не заметил и скрадываясь ломанулся прямо по косогору, по снежной целине туда, где у заброшенного сарая темнел его трактор. Снег был глубокий и он еле вытаскивал ноги, помогая выгребаться голыми руками. Он уже не таился, дышал шумно, ему хотелось запеть, что-нибудь геройское, но он вовремя вспомнил, что обнаруживаться ему никак нельзя. А у соседнего барака зябко ежилась кучка любопытных баб в наспех наброшенных платьях и фуфайках. Позднее разбирательство в Шуркиной комнате не осталось незамеченным. И бабы шушукались, кляли войну. -Вот че наделала проклятая! Мужик был как мужик, бывало ни одной девки не пропустит. Хоть на племя оставляй его. А вишь война, тело то вроде осталось живое, да не везде выходит. Бабы сильно жалели Витьку: – Такой мужик! Эх! И не осуждали Шурку. – живая ведь, – куда деваться! Последние метры к трактору, он уже почти дополз на четвереньках. Привалившись на гусеницу своего чэтэзэшки, еще не прикоснувшись к бункеру – точнее газогенераторного чудовища, он ощутил идущее тепло. Быстро отогрев руки, он только сейчас почувствовал что весь мокрый от снега. Ничего, ничего, – подбодрял он себя, сейчас заведемся и порядок в танковых войсках. Он вскарабкался на верх, открыл люк бункера топки, засыпал туда две корзины сухой чурочки и открыв поддувало, полюбовался как загудело, загорелось внутри и сверху повалил густой дым. Закрыв люк он залез в кабину и без труда завел трактор. Двигатель еще не успел остыть. Все правильно сделал Витька! Радовался он. Покружив налево направо на гусеницах, он рванул рычаги. А на хрена я буду делать крюк на целый километр, когда речку и здесь перееду и напрямую в лесосеку. Дорогу короче проложу – укрепился он мыслью. И хрустя мелким замороженным кустарником