Здоровый оптимизм. Ольга Леонидовна Вербовая

последний раз, когда Мунга была со мной откровенна. В дальнейшем мы по-прежнему здоровались и даже говорили на отвлечённые темы, но о себе она больше ничего не рассказывала. Передо мной снова была та же уверенная в себе и самодостаточная личность, какой я её привыкла видеть. Но теперь-то я знала, что за ней скрывается боль потерь и одиночество.

        Зато кто был со мной полностью откровенен, так это тётя Карна. Бедная вдова, она поехала на "Красные пески" ради высокой зарплаты, чтобы заработать на лечение сына. Дорогостоящая операция была единственным шансом поднять его с инвалидного кресла. Я, хоть и от души сочувствовала несчастной матери, иной раз всё же ловила себя на том, что немножко ей завидую. Ведь у неё был дом, где её любили и ждали. И когда всё страшное будет позади, ей было куда возвращаться.

        Впрочем, таких было не так уж и много. Лаборанты Ник и Долас, их ассистент Норик и доктор Кропс, женатые мужчины с детьми, согласились лететь в такую даль для того, чтобы обеспечить своим семьям достойную жизнь. Затем же поехал сюда и дядя Арбенс. Тётя Элая, пока ещё не замужняя, также была здесь ради денег. Кто-то, например, Ирвэн, лаборант, приехал потому, что его семье было реально нечего есть. На Родине не спешили брать на работу тех, кому за сорок. Зато сокращали таких в первую очередь. Да и молодые сейчас подолгу стояли на бирже труда в поисках хоть какой-то работы.

        Иным, как мне или Мунге, было просто некуда возвращаться. Кто-то был бездомным, а у кого-то была таки крыша над головой, но не было тех, кто бы с ним эту крышу разделил.

        Всё это я узнала от Карны – сами сотрудники не спешили мне рассказывать о себе. Лаборанты же и вовсе говорили со мной только по делу.

      – Это тебе Сото принёс? – спросила однажды тётя Карна, кивая головой на столик. Там лежал новый набор для вышивания – букет сирени – за который я собиралась взяться сегодня вечером.

      – Кому ж ещё? – ответила я.

        С тех пор, как у меня наконец-то получилась розочка, Сото частенько стал приносить мне вышивки. И каждый раз – цветы. Во второй раз вместе с рамочкой для розы принёс красные маки, а когда я разобралась и с ними – сирень. За это я каждый раз угощала его пряником.

      – По-моему, он к тебе неравнодушен.

      – Может быть, – согласилась я.

        Сама же я не могла сказать с уверенностью, какое место в моей жизни занимал Сото. Когда он при встрече со мной улыбался, я улыбалась в ответ. Мне нравилось получать от него подарки, нравилось, когда он смотрел на меня. Я и сама пыталась привлечь его внимание. Когда к нашей станции пристыковался торговый корабль, я на свою первую зарплату купила красную блузку с прозрачной кокеткой и две чёрные юбки – короткую в складочку и длинную расклешённую да ещё пару заколок. Никто мне, в принципе, не запрещал ходить в той одежде, в которой меня сюда привезли, но мне хотелось одеваться так же, как и все женщины с Родины. Короткую юбку я надевала чаще и в ней с особенной радостью попадалась на глаза Сото. Для него же я делала разные причёски. И неизменно ловила на себе восхищённый взгляд.

        Он казался лёгким и беспечным, как, впрочем,