Кодекс скверны. Предтеча. Ольга Ясницкая

госпожа. На всех у неё точно времени не хватит.

      Удивительные создания эти осквернённые. Боги свободных отвернулись от них, и те нашли своего, причём, похоже, более реального, чем пантеон, которому молится всё Прибрежье. Что может быть проще: проживи славную жизнь и удостоишься чести встретиться со Смертью на равных. И никакого тебе Тейлура с его бесконечным списком грехов, никаких храмов и хвалебных од. Только ты, Смерть и твоя история.

      – Я хочу спросить тебя о чём-то, только пообещай, что будешь предельно откровенна.

      Восемьдесят Третья подозрительно нахмурилась:

      – Не могу пообещать наперёд, госпожа. Я ведь не знаю, о чём вы спросите.

      – Хорошо, давай поступим так: если ты не будешь готова ответить, просто скажи об этом. Или промолчи. И будь добра, избавь меня от вида этой треклятой маски.

      Восемьдесят Третья огляделась по сторонам и, убедившись, что рядом никого, выполнила просьбу. Ровена удовлетворённо кивнула, отметив едва затянувшуюся рану на нижней губе и небольшой синяк на широкой скуле собеседницы.

      – Должно быть, больно? – она с сочувствием кивнула на рассечённую губу.

      – Просто царапина, – смутилась Восемьдесят Третья. – Не обращайте внимания.

      – Ладно… Скажи мне, ты бы хотела стать свободной?

      – Это невозможно! – отрезала она. – Осквернённым нет места среди людей.

      – Для одного может и нет, – согласилась Ровена. – А если допустить, что у каждого из вас вдруг появится такой шанс?

      – Я не понимаю.

      Кажется, говорить с ней намёками не лучшее решение.

      – Представь, что у тебя есть возможность стать свободной вместе со всеми твоими собратьями. Но для этого придётся пойти против хозяев и даже Легиона. Решилась бы ты на такое?

      – Простите мне мою грубость, госпожа, но вы, кажется, не понимаете, о чём говорите, – Восемьдесят Третья поджала губы.

      – Объясни.

      – Большая часть из нас даже не знает, что делать со свободой. Мы приучены подчиняться приказам и не умеет принимать самостоятельные решения. Мы не знаем, как жить среди свободных и всё равно будем искать кого-то на замену хозяевам. К тому же, многие из нас сильно отличаются от людей, нас всё равно будут ненавидеть и сторониться.

      В сказанное верилось с трудом. Разве так бывает, чтобы раб не мечтал о вольной жизни?

      – Выходит, свобода вам не нужна?

      – Не могу отвечать за всех. Может и нужна, но не совсем та, о которой вы говорите. Освобождать нужно детей. Тех, кого не успел изуродовать Легион. А таким, как я, лучше доживать свой век как привыкли.

      Кажется, теперь всё встало на свои места. Годами осквернённым вбивают в головы, что они должны быть благодарны за возможность служить людям и что не были убиты ещё во младенчестве. После такого, наверное, тяжело приспособиться к новому и многие предпочтут оставить всё как есть только из-за страха перед неизвестностью. Тогда это многое объясняет: и то, что никто из них даже не пытается убежать от гнёта, и то, с каким восторженным безумием сражаются и погибают под аплодисменты кровожадной толпы. Просто другой жизни они не видели.

      – Значит,