Тайна серебряного зеркала. Артур Конан Дойл

сделали, Питерсон, не сделали.

      – А что до того, что ты нашел саркофаг пустым, а затем, спустя несколько мгновений, с мумией… Сам понимаешь, лампа едва светила, а у тебя не было причин особенно приглядываться к саркофагу. Вполне возможно, что в первый раз ты просто не разглядел тварь.

      – Нет, нет, тут никаких сомнений быть не может.

      – Ли мог сам свалиться в реку, а на Нортона мог напасть душитель. Разумеется, ты рвешь и мечешь насчет Беллингема; однако, окажись ты перед судьей, он просто рассмеялся бы тебе в лицо.

      – Знаю, что рассмеялся бы. Именно поэтому я намереваюсь взять дело в свои руки.

      – Что?

      – Да, я чувствую ответственность перед обществом; к тому же я должен сделать это ради собственной безопасности – в противном случае мне придется позволить этой твари изгнать себя из колледжа, а это было бы несколько малодушно. Я уже в целом решил, как поступлю. Прежде всего, могу я на час одолжить твои бумагу и перья?

      – Разумеется. Все, что тебе нужно, на боковом столике.

      Положив перед собой лист бумаги, Аберкромби Смит сначала час, а потом и еще один быстро что-то писал. Страница за страницей откладывалась в сторону, пока друг Смита сидел, откинувшись в кресле и глядя на него с терпеливым любопытством. Наконец, издав возглас удовлетворения, студент-медик вскочил на ноги, сложил бумаги по порядку и опустил последнюю из них на стол Питерсона.

      – Будь добр, подпиши как свидетель, – сказал он.

      – Свидетель? Чего?

      – Моей подписи и даты. Дата важнее всего. От этого может зависеть моя жизнь, Питерсон.

      – Мой дорогой Смит, ты несешь какой-то бред. Молю, ложись спать.

      – Наоборот, никогда в жизни я еще не говорил так осознанно. И обещаю, я лягу спать в тот же момент, когда ты это подпишешь.

      – Но что это?

      – Заявление обо всем, о чем я рассказал тебе этим вечером. Я хочу, чтобы ты его засвидетельствовал.

      – Разумеется, – сказал Питерсон, ставя свое имя под именем товарища. – Вот! Но в чем дело?

      – Будь добр, сохрани это и предъяви в случае моего ареста.

      – Ареста? За что?

      – За убийство. Оно весьма вероятно. Я хочу быть готовым к любому развитию событий. У меня есть лишь один путь, и я пребываю в решимости пройти по нему.

      – Во имя небес, не поступай опрометчиво!

      – Поверь, гораздо опрометчивее было бы поступить каким бы то ни было иным образом. Надеюсь, беспокоить тебя не понадобится, но у меня будет легче на душе от осознания того, что у тебя есть заявление о моих мотивах. А теперь я готов последовать твоему совету и отправиться спать, ведь утром я хочу быть в самой лучшей форме.

      Аберкромби Смит был не тем человеком, которого разумно превращать в своего врага. Неторопливый и невозмутимый, в гневе он был страшен, ведь во всем, что Смит делал в жизни, он проявлял ту же осознанную решимость, которая отличала его в науке. Раз уж он отвлекся