Вкус долины смерти. Мария Грантовна Сокасян

семьи. Посмотри, что они сделали со мной. Как вам удалось спасти меня?

      Докери пожал плечами, а потом сказал:

      – У тебя чип вживлен в ногу.

      С вопросами, зачем чип в ноге, надо обращаться к Эдриану, он притворяется, что следит за моей безопасностью, и это у него весьма получается.

      – Да, Док. Это было год назад, а я думала, что это шутка. Шериф спрашивал у папы. Можно мне зеркало, я не знаю, сколько дней уже себя не видела?

      Но тут Докери замотал головой. Он встревожился и с опаской посмотрел на занавешенное зеркало.

      – Что? Лицо? – завопила я.

      – Не, лицо как раз на месте.

      Неужели, он сделал из меня Франкенштейна? Всё же я потребовала зеркало и увидела страшную картину: швы на ноге, руке, бедре. Докери, конечно, хорошо зашивает, но эти раны оказались такими глубокими и безобразными, что получилось то, что я вижу. Никаких коротких платье и топов, я буду ходить, как монашка, в длинных юбках!

      – Ублюдки! Я их по стенке размажу, кишки их пляску смерти на потолке устроят, – спокойно сказала я, зловеще улыбнувшись так, что Док поверил моим пожелания скорейшей погибели.

      Дни тянулись неимоверно медленно, я вычитала уже не одну книгу про медицину, которую недавно купила Докери, продекларировала пару куплетов из «Макбета» – самого любимого произведения Шекспира, и, разозлившись, стала дочитывать «Заводного апельсина» Э. Бёрджесса. Мне ничего не надо было, всё что есть – у меня в руках. После этой трагедий, перевернувшей привычный мир в моей голове, Дэмиен ни разу не позвонил, ни написал сообщение после того, как я, злая, выгнала его.

      Может, он и приходил, и трещал с отцом, и смотрел матч. По-детски глупо и обидно, я положилась на него слишком сильно, и позволила разорвать моё сердце на маленькие кусочки. Докери переносил день и ночь в своём гробу, так странно, но большую часть своего времени он пребывает вне пространства, сейчас, правда, мы с ним чаще говорим о том, о сём. Он приучает обуревать жажду, питаться синтетикой, я противилась, я сейчас поддаюсь, потому что по-другому уже не выжить. Когда тебе больно, семья хочет окутать заботой, что-то спрашивают. Эдриан сидит с кроссвордом. Я превращаюсь в маленького ребёнка, и все дела переложены на плечи моего родителя. Эдриан хорошо знает меня, что надо отвлечь, а то я буду разрабатывать и днём, и ночью изощренный план мести.

      – Я думал, что потерял тебя…как и маму.

      – Только не приписывай сюда маму! Скажи «спасибо» чипу, – сказала я недовольно, – Только не начинай! Эй, я жива! Почему все считают, что мне надо страдать, а я жить хочу. И не надо у Дока это же спрашивать. У меня посттравматический синдром в самой лёгкой форме. Не ходи на собрания, все это чушь по защите. Я приду и им такое там расскажу, что клыки выпадут! – закричала я, ор обычно действовал на папу.

      Эдриан, покачав головой, ушёл. Докери имел обыкновение не стоять во время нашего разговора, а уходил себе в комнату.

      – Через 3 дня, можешь переезжать наверх.

      – А с тобой можно? – произнесла я, выдав