День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

на бойца и тот испуганно пролепетал.

      – Тронь только, ручка есть, лист бумаги найду, что и куда писать, знаю.

      От этих слов мы с Татарином опешили и застыли в недоумении, не в силах выдать ни звука. Я глупо уставился на солдат, они – на меня и моего друга.

      Наша смена. Умеют стучать, да ещё и гордятся этим. Впрочем, было видно, остальные, как и их командир, приготовились к драке, и к ним из глубины расположения подоспела подмога. Ещё человек десять. Хороша перспективка. Всю службу мечтал, на дембель с фингалом приехать. Придётся соврать домашним, что в рукопашной схватке с боевиками участвовал. Поди, не так стыдно будет, если честно сказать, свои избили, да к тому же молодые.

      Но всё напряжение вмиг улетучилось, когда из-за спины я услышал знакомый, едва ли не родной мне голос.

      – Евдокимов!

      – Я! – немедленно отозвался младший сержант.

      – Головка от заря! Строй личный состав на ужин!

      – Есть, товарищ прапорщик!

      – Есть у тебя на заду шерсть…

      Русские ругательства с армянским акцентом. Такое разве забудешь?

      Я улыбнулся и развернулся к старшине.

      – Здравия желаю, товарищ прапорщик, – первым поприветствовал Гафур старшего по званию.

      – Ай, каво я вижу, – обрадовался Аратунян и обнялся сначала со мной, сжав мне руку до боли в казанках, а затем с Гафуром. – Курт, Татарин, хорошие мои. С возвращением, сынки. Живые, живые. Ай, вы маладцы, ай, как я радый, что вы живые.

      Молодые солдаты застыли от увиденного, но прапорщик немедленно привёл их в чувство:

      – Евдокимов! Роту строй на ужин, петух абаный! Время!

      Ставя ударение на первый слог в слове, обозначавшим исключительно домашнюю птицу, старшина нашей роты обращался подобным образом ко всем, на кого сердился, однако из-за смешного коверкания слов, угрозы его не были страшны и ничего, кроме шуток, не вызывали. Потому, услышав два последних слова, мы с Гафуром довольно заулыбались.

      – Старшина, пятнадцать минут дай, в человеческий вид себя привести, а то дежурный по части в столовку грозился не пустить, а жрать охота, – попросил я прапорщика, глядя, как солдаты, похватав котелки с ложками, суетливо строятся на взлётке, чуть не сталкиваясь друг с другом.

      Даже такой простоте не обучены. Места своего в строю и то не знают. Докатились.

      – Правда, старшина, с Моздока ничего во рту не было, – поддержал мою просьбу Гафур, но Арутюнян запротивился.

      – Ай, пошёл он, дежурный по части, петух абаный, – уверенно произнёс прапорщик, продолжая нас разглядывать и всё больше оставаясь довольным от увиденного. – Кушать надо, сынки, надо, но не в столовке. Ай, зачем вам столовка? Сечка, перловка? Ты что, дорогой? Ты же дэмбель, ты воин, а не эти вот. Ты хорошо должен кушать. Ай, завтра ко мне, шашлык из барашка будем кушать, а щас ужин человеческий сварганим по-бырому. Евдокимов!

      – Я!

      По глазам старшины было видно, он опять хотел сказать младшему сержанту про магнитофон известной марки, но сдержался.

      – Самого шаристого