День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

дом свой по середине крайней, той, что ближе всех к лесу. Дом, как дом. Обычный пятистенок. Каждое лето с ярко выкрашенными синей краской, под цвет изгороди, деревянными рамами окон, бесстрашно смотревшими в лес.

      Лес, как лес. Некоторые горделиво называли его тайгой, однако ею он не был. Тайга начиналась дальше, и я никогда туда не ходил. Как-то так вышло, но среди многочисленной родни, проживавшей в глухих сибирских деревнях, ни охотников, ни егерей сроду не водилось. Впрочем, изредка в памяти, из раннего детства, вдруг возникала огромная волчья шкура, висевшая в сенях. Я очень её боялся, но откуда она взялась и куда потом подевалась, никогда не интересовался. Теперь же подозреваю, дед мой в тайгу шастал, во что невозможно было поверить.

      Старика помню седовласым, морщинистым, сухим и сгорбленным от собственного роста. И человеком он, как и сын его, мой отец, был мягким. Не оттого ли и бабка от него ушла ещё раньше, чем я обрадовал и в тоже время озадачил семью своим появлением на Свет.

      Хворал. Врачи предрекали, помру, но дед выходил. Настоями какими-то, травами. Хороший он был, добрый, честный, справедливый и улыбчивый. Чего бабке с ним не жилось? Говорили, будто в город подалась. За весельем. Не знаю, я никогда её не видел. А с другой стороны, какая к чёрту деду тайга? С его-то характером?

      Правда, ни старость, ни норов отнюдь не мешали ему, учить меня ходить на лыжах, и в лесу за деревней он всякий раз бодро бежал впереди. До сих пор не знаю взаправду ли я не мог его догнать или же отставал лишь потому, что обожал останавливаться и подолгу глядеть, как стелются за мной поверх радостно скрипящего на морозе снежного наста две широкие лыжни. Точно такие же преследовали и старика.

      По возвращении домой, мы парились в бане, а после дед рассказывал, словно анекдот какой, как воевал с фашистами. Всегда один и тот же случай, да сам же посмеивался. Под Ленинградом в разведку пошли. На лыжах, в зимних маскхалатах. И на нейтральной полосе встретились с финскими разведчиками. Те тоже на лыжах и в маскировке, но о том, что перед ними враг, первыми скумекали советские бойцы, да всех без единого выстрела и повязали. Дед схватил одного финна за причинное место и пригрозил, будет дёргаться, вырвет ему самое дорогое, и возвращаться тому в родную Суоми будет уже незачем. Так шестеро разведчиков Красной армии, даже не перейдя линию фронта, притащили в расположение своего полка семерых языков противника.

      История из раза в раз обрастала новыми подробностями, но с неизменным окончанием, природа в Карелии, как и в Сибири, великолепна. Детская новогодняя сказка. Леса, озёра такие же, только холоднее. Я слушал и, улыбаясь, сильно сомневался, что случай в разведке был на самом деле, но других рассказов о войне у деда не водилось. Помню лишь, до жути он не любил лето, несмотря на то, что сытнее. Болота, комары с мошкой и всюду преследующий тебя смрад убитых да запах крови. «Не дай Бог, летом долю солдатскую спытать», – говорил старик, не ведая, что внуку его суждено встать в строй именно в июне да на две с половиной тысячи вёрст