День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

да листвы, согнувшись в поясе пошкрябал короткой метлой из голых жёстких прутьев. Да и ножку на нём до онемения вдоволь потянул. На занятиях по строевой подготовке.

      А интересная служба у меня вышла. Полгода едва не балерина, потом столько же дворником. А в промежутках готовились к войне, которая уже вовсю шла, и первые три цинка привезли в полк ещё из Дагестана, потом из Чечни на восемь больше.

      Последние полгода я почти как Рембо, по чужим горам да аулам с пулемётом наперевес.

      – Почему в казарму не идёте, бойцы? – спросил неожиданно появившийся в курилке дежурный по части.

      Не дождавшись ответа, Овчинников внимательно нас оглядел:

      – Шевроны, подворотнички до ужина пришить. Это вы там махновничали, а здесь служба, как полагается.

      – Тебя бы туда, – недобро ухмыльнулся Гафур и презрительно сплюнул наземь, когда офицер оставил нас.

      Командира миномётного взвода в полку не уважали.

      Полгода назад, также будучи дежурным по части, свежий выпускник военного училища имел неосторожность, сделать замечание Юрке Рапире, выписавшемуся из госпиталя и скучавшему в наряде по роте в ожидании ближайшей командировки на войну. На попытку последнего объяснить, что он не просто «череп», избегающий уборки в располаге, а боец в принципе неприкасаемого подразделения, новоиспечённый шакал отреагировал неадекватно, в грубой форме потребовав от разведчика, немедленно прекратить безобразие, застегнуть ворот кителя да поправить головной убор.

      Через миг Овчинников, дерзнувший коснуться оливкового берета, катался по взлётке подле тумбочки дневального и верещал благим матом от боли в вывихнутой руке. Орал так, что его, несомненно, слышали и в Ростове-на-Дону – далеком, но страшном и вездесущем штабе округа. Однако на помощь к неразумному шакалу никто не пришёл, ибо каждый в части знал, если крик доносится из расположения разведроты, значит тот, кто блажит, честно заслужил свою оплеуху. Не зря же над входом в обитель полковых разведчиков красовалось, намалёванное прямо на стене чёрной краской: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Никто и не горел желанием к ним заходить.

      Полковник Макаров, командовавший в ту пору частью и сам когда-то начинавший службу командиром взвода разведки, не уделил инциденту никакого внимания. Кажется, ему было всё равно и пускай взводник «миньетчиков», как в полку в шутку дразнили миномётчиков, самостоятельно разбирается с командиром разведроты капитаном Куриных. В итоге порешали, ничего не было и Овчинников к разведчикам больше никогда ближе пяти метров не подходит, а то заденут ненароком, ибо не простят, что в выходной день вместо увольнительных в город бежали кросс. Под палящим солнцем двадцать километров по пересечённой местности с полной боевой выкладкой, а затем до самого отбоя, без ужина, занимались строевой подготовкой в ОЗК и противогазах, периодически замирая в упоре лёжа да прыгая джамбы, дабы навсегда запомнили, офицер любого подразделения, а не только разведроты, он тоже – офицер, и обращаться