День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

раскрыв рты и позабыв о пище.

      – Ай, женщина та командиру говорит, так и так, по какому праву в нашем полку детям не дают кушать и спать. Карпухин понять не может, каким таким детям? Откуда дети в боевой части? А она на него кричит, что вы прикидываетесь, в суд буду подавать, в комитет матерей этих писать…

      – Ну? – заинтересованно и вполне серьёзно, будто ожидая важнейшего в своей жизни решения, поторопил Татарин.

      – Ай, ты не перебивай старшего по званию, петух абаный, а то на очки отправлю, – возмутился Арутюнян, и мы улыбнулись, что и нам досталось по старинке. – Эта глупая женщина была мама одного солдата, из четвёртой роты. Вновь призванный, из-под Воронежа откуда-то. Так он ей написал, не высыпается, в караулы постоянно ходит и всё время кушать хочет. Понимаешь, до чего дошло уже с этим комитетом мам и бабушек?

      – Как в том мультике про Вовочку, – вспомнил я, усмехнувшись и снова принимаясь за еду.

      – Ай, какой мультик? Тут такой мультик, ни в каком мультике тебе не покажут, – ещё сильнее возмутился старшина и закурил. – Ай, я понимаю, бить нехорошо. И я не против комитета этого. Солдат тоже человек с правами своими. Но почему про права помнят, а про обязанности не помнят? Мне что делать с солдатом, если он не умеет устав караульной службы выучить? Домой его отпустить? А кто тогда служить будет, если всех домой отпустить, если у всех мама их приедет и будет кричать на командира полка? Вы кого вырастили, хочу я у этих мам спросить? Мужчину? Нет. Вы зачем в армию сына отправили? Чтобы мужчиной стал? Ай, опять нет. Они ни за что отвечать не приучены и мне их этому учить не дают. У них одни права и никакой ответственности. А у меня наоборот, одна ответственность и никаких прав. Ай, они скоро меня сами бить будут, а я и слова против не скажи. Это так можно? Ай, у меня дочки растут, им замуж за кого выходить? За этих вот, маминых сынков, которые выспаться не могут?

      – А, у меня дед так считал, – сказал я, тупо уставившись в крышку стола. – Если человек до окончания школы не понял, что и как, где хорошо, где плохо, как можно, а как нет, то его только бить и остаётся, по-другому он уже не поймёт…

      – Правильно говорил твой дед, мудрый был человек, – не вытерпев, Гафур сам разлил самогон по стопкам и предложил. – Давай за дедов наших, и за тех, что по роду нашему учили нас, как надо, и за тех, что в армии тоже учили…

      – Ай, не спеши, – остановил прапорщик и, взяв стопку, встал. – Третий тост.

      «Точно, и как сам забыл?», – пронеслось в моей голове.

      Стало скверно и, встав со стула, я выпил первым. Не чокаясь. Молча. Скопом вспомнив всех погибших из нашего полка и никого отдельно. Впервые их лица стёрлись из памяти, и я испугался, понимая, так быть не должно, обязан помнить всегда и каждого в отдельности, и в тоже время не подозревая, что они ещё долго будут стоять передо мной, как живые, но с годами, всё-таки, уйдут насовсем и я даже стану путать их имена и фамилии. Может, поэтому мой дед не рассказывал о войне? Не помнил, кого и как звали из тех, с кем шёл в атаку, а возвращался один и день ото дня забывал их лица. Сколько их, павших за