Даниэль Деронда. Джордж Элиот

молчанием. Другой причины этой неопределенности не существовало: просто в воздухе витало нечто, раздражающим образом действующее на его желания.

      Гвендолин наслаждалась прогулкой, однако удовольствие не выражалось легкомысленной девчачьей болтовней и смехом, как в тот день, когда она отправилась на охоту с Рексом. Говорила она мало, а если смеялась, то как-то неестественно. Гвендолин тоже ощущала разлитое в воздухе особое настроение. Разумеется, она не сознавала покорение мистером Грандкортом ее воли и того великолепного будущего, которое он собирался предложить. В этом Гвендолин не сомневалась. Напротив, она хотела, чтобы все, включая и этого благородного джентльмена, понимали, что она намерена всегда поступать только так, как захочет сама, и не рассчитывали на покорность и готовность угождать. Если она примет это предложение, то сразу даст понять, что не собирается ущемлять собственную свободу или, по ее любимому выражению, «вести себя, как другие женщины».

      Этим утром речь Грандкорта, как обычно, отличалась лаконичностью. Короткие фразы производили впечатление скрытой, но внушительной способности сказать больше и в то же время позволяли проявить красноречие другим.

      – Вам нравится аллюр Критериона? – поинтересовался Грандкорт, когда они въехали в парк и перевели лошадей с галопа на шаг.

      – Превосходный конь. Хотелось бы преодолеть на нем какое-нибудь препятствие, если это не испугает маму. Пять минут назад мы миновали отличную широкую канаву. Что, если вернуться туда галопом и попробовать перепрыгнуть?

      – Пожалуйста. Можем сделать это вместе.

      – Нет, благодарю. Мама чрезвычайно чувствительна – если увидит, то так расстроится, что может заболеть.

      – Позвольте мне все ей объяснить. Критерион наверняка справится, причем с легкостью.

      – Право, вы очень добры, но она излишне встревожится. Я прыгаю только тогда, когда ее нет рядом, и не говорю ни слова.

      – Можно пропустить экипаж и после этого вернуться.

      – Нет-нет, умоляю, больше не думайте об этом: я и заговорила-то просто так, без особого намерения, – заверила Гвендолин.

      – Но миссис Дэвилоу знает, что я о вас позабочусь.

      – Да, но мама решит, что вам придется заботиться о моей сломанной шее.

      Наступило продолжительное молчание. Наконец Грандкорт посмотрел на спутницу и произнес:

      – Я хотел бы обладать правом всегда о вас заботиться.

      Гвендолин даже не повернулась в его сторону. Собственное молчание показалось ей ужасно долгим: она даже успела сначала покраснеть, а потом побледнеть. Но, с точки зрения Грандкорта, ответ не заставил себя ждать. Легчайшим, похожим на звук флейты голосом, Гвендолин проговорила:

      – О, вовсе не уверена, что хочу, чтобы обо мне заботились: если я решусь рискнуть собственной шеей, то предпочту, чтобы мне не мешали.

      Произнося эти слова, она остановила лошадь и обернулась в седле,