Ахульго. Шапи Казиев

блаженствовал под искусными руками костоправа. Он привык делать это на Водах и не хотел изменять своим правилам.

      Генерал уже освоился в Шуре, успел нагнать на гарнизон страху, самые нерадивые офицеры отведали у него гауптвахты, а вконец распустившиеся солдаты были высечены в назидание остальным. И теперь, в ожидании известий от Фезе, Граббе позволил себе отдохнуть от трудов праведных.

      Он лежал на разогретой каменной плите, умащенный особыми маслами, способными, по уверению костоправа, укрепить силы и благотворно воздействовать на нервную систему. Граббе окружало благоухание, а деликатные приемы костоправа навевали дремоту.

      В легком тумане, наполнявшем кабинет, плавали призрачные фигуры. Это были отражения всадников и прохожих, сновавших за окнами. И вдруг из призрачных видений материализовалась гора. Эта гора была не такой страшной, как те, что снились ему раньше, но и в ней было что-то зловещее.

      – Счастлив вас приветствовать, ваше превосходительство, – сказал гора, превратившись в расплывшуюся в сладкой улыбке физиономию Траскина.

      – Полковник? Вы? – опешил Граббе.

      – Я, милейший Павел Христофорович!

      Завернутый в простыни необъятный Траскин присел на край плиты.

      – Какими судьбами?

      – По долгу службы-с, – докладывал Траскин.

      – Спешу уведомить ваше превосходительство, как дражайшего начальника, о вверенных мне вашей милостью делах.

      Граббе почувствовал себя неуютно и отослал костоправа. Тот накрыл его теплым полотенцем и удалился.

      – Следовало бы подать рапорт, господин полковник, как надлежит, по форме, – сказал Граббе.

      – Всенепременно, – кивнул Траскин.

      – Однако же в рапорте всего не напишешь.

      – Отчего же? – осведомился Граббе.

      – На Линии такое творится, что, боюсь, и бумага не стерпит, – сообщил Траскин.

      – А сверх того, имеются сведения особого рода.

      Граббе был заинтригован.

      – Так говорите же, полковник!

      – Ну, насчет безобразий в нашей епархии можете не беспокоиться, я уже все уладил, – успокаивал Траскин генерала.

      – А что касаемо Шамиля…

      – Шамиля? – приподнялся Граббе.

      – Вы позволите? – скорее для формы спросил Траскин, ложась на соседнюю плиту.

      – Все бока отбил по этим ужасным дорогам.

      – Так что насчет Шамиля? – с надеждой спросил Граббе.

      – Взят!?

      – С вашего позволения, – сказал Траскин, выдержав томительную для Граббе паузу.

      – Полагаю, что Фезе Шамиля опять не возьмет.

      – Отчего вы так полагаете?

      – На Шамиля капкан нужен, а Фезе с силками по горам носится.

      – Капкан? – переспросил Граббе, которого самоуверенный Траскин раздражал все больше.

      – Я в том смысле, как их сиятельство военный министр советовали, – разъяснял Траскин.

      – Поспешность тут ни к чему и даже некоторым образом вредна.

      – Чем скорей,