Ахульго. Шапи Казиев

в следующую. Но выглядеть трусом никто не хотел. И, когда все так благополучно разрешилось, они резвились, как дети, штурмуя пустые дома. Кому-то везло, он находил брошенную папаху, сломанный кинжал или разбитое ружье.

      Юнкер Стрелецкий счел, что ему повезло больше других, когда в доме на окраине аула он обнаружил настоящего горца, хотя и очень старого. Старик сидел в накинутой на плечи овчинной шубе с длинными, ушитыми на концах рукавами. Сидел, прислонившись к каменной стене и беззвучно шевелил губами, будто читая молитву. Старик не захотел покидать свой аул. А кинжал положил на пол перед собой, сдаваясь на милость победителей.

      Стрелецкий, держа наготове пистолет, осторожно подошел к старику и наклонился, чтобы забрать его кинжал. В это мгновенье старик выхватил из рукава овчины саблю и нанес Стрелецкому удар. Юнкер рухнул, едва успев выстрелить. На выстрел сбежались его друзья.

      Старик выставил перед собой окровавленную саблю и тихо смеялся, обнажив почти беззубый рот.

      – Бей его, ребята! – крикнул кто-то, но волонтеры все не решались подойти.

      – Может, лучше его пристрелить? – предложил другой волонтер.

      Но тут подоспел их командир Нерский.

      – Чего стоите? – закричал он на волонтером.

      – Унесите раненого!

      Волонтеры, будто опомнившись, подхватили раненого Стрелецкого и понесли его со двора. Но один остался, не сводя со старика пистолета.

      – Не стрелять, – приказал Нерский.

      – Он моего друга ранил, Сашку Стрелецкого! А может, и вовсе убил! – отвечал волонтер, не сводя со старика испуганных глаз.

      – Мы пришли в его дом с оружием, – сказал Нерский.

      – За это и мы французов убивали.

      – То – французы! – растерялся волонтер.

      – Уходи, – велел Нерский волонтеру и направил штык на старика, – не то будут потом кошмары мучить. Я сам его.

      Волонтер опустил пистолет и побежал за своими друзьями. Седобородый, не переставая смеяться, покачал головой и бросил саблю перед Нерским.

      – Сам одной ногой в могиле, а туда же, воевать, – покачал головой Нерский. Затем опустил штык, поднял саблю старика и ушел.

      Вскоре за тем во двор въехал Хаджи-Мурад. Увидев его, старик перестал смеяться.

      – Зачем не ушел? – спросил его Хаджи-Мурат, кружа на коне по двору.

      – Хотел на тебя посмотреть, – прошамкал старик.

      – Ты, говорят, герой.

      – Они возьмут тебя в плен, – сказал Хаджи-Мурад.

      – В плен? – опять засмеялся старик.

      – Я даже молюсь сидя, ноги не держат. Какой из меня аманат?

      – А рука еще крепкая, – сказал Хаджи-Мурад, поворачивая коня обратно.

      – Лучше пусть убьют, – сказал старик.

      – И примут на себя мои грехи. Чего мне еще желать?

      Хаджи-Мурад ничего не ответил и выехал со двора.

      Рана Стрелецкого оказалась неопасной. Волонтеры окружили перевязанного приятеля, наливая ему в походную кружку рому и попутно делясь впечатлениями.

      – А того