Межлуние. Леонид Воронар

быть, того мальчика увели за собой, а может быть, бросили на произвол судьбы.

      Элизабет демонстративно опустила шторку со своей стороны и высокомерно вздернула голову. Достав зеркальце, она поправила сбившуюся прядь волос. Ее нисколько не заботили проблемы низких сословий, особенно если они мешали проезду.

      Дорога приблизилась к длинной каменной ограде города, где несколько обуглившихся столбов возвышались над чернеющими грудами мокрых, стылых углей. Некоторые беженцы, не скрывая гнева, с презрением плевали в пепел.

      – Покойтесь с миром, Сестры, – прошептала Аэрин и спрятала лицо в ладонях.

      Она не имела права оправдывать и жалеть тех, кто отравил воду Коста-де-ла-Кинта, однако при виде последствий аутодафе она вспомнила Вилон, своих подруг и маленькую, беззащитную сестренку.

      Карета выкатилась к перекрестку, где солдаты перегородили дорогу. Рядом с ними, насквозь промокший и изрядно уставший, стоял человек, прячущийся от ливня под кожаным плащом. Аэрин пригляделась и опознала робу, лишившуюся прежнего блеска. Еще несколько младших братьев без сана помогали сдерживать толпу и распределяли беженцев по повозкам.

      Один из солдат поднял руку, привлекая внимание возницы, и приказал:

      – Всем выйти из кареты.

      Аэрин первая ступила под проливной дождь и поклонилась храмовнику, скрывая свою неприязнь. Страх отвратительной серо-зеленой волной захлестнул ее сознание, и она пыталась держать себя в руках, чтобы не запаниковать.

      – Я служанка… графини Элизабет Гранд и ее сестры леди Изолы Нагессен-Дорфийской.

      Только сейчас Аэрин заметила отсутствие Маргада. Она подняла глаза к громыхающей туче над их головами. Вода непрерывным потоком лилась с небес, омывая лицо и плечи, и одинокий голос Монни, гуляющий между струй, напевал печальную песню по погибшим давам. Чистый, без полутонов и фальши, он ласкал слух и вызывал скорбную грусть. Нежное сопрано прерывалось, когда вслед за вспышкой молнии доносилось хоровое пение. Клирики откуда-то узнали, как бороться с проклятиями, и прогоняли тучу.

      Зная, какую участь приготовили обвиняемым в ереси и в укрытии подозреваемых, какая-то дава смогла отравить воду, разменяв свою жизнь на месть обидчикам. Ее не судили. Нет. Солдаты подняли ее на пики рядом с городским колодцем. Изувеченные, опозоренные клеймом и приговоренные к ужасной смерти, обреченные давы все-таки сумели оставить послание, проскользнувшее между прутьями решеток и нашедшее дорогу к свободе через замочные скважины.

      – Всеми Святыми… Сеньора, что вас сюда привело?

      – Еретики подожгли асьенду. Сейчас мы едем в Футр и вернемся, когда Собор очистит Эспаон от скверны.

      – Не беспокойтесь, сеньора, северная дорога почти свободна.

      Леди поблагодарили его за заботу, и беглецы оставили Коста-де-ла-Кинта позади.

      Клирик спешился, поприветствовал постовых и, узнав у них, где находится генерал-трибун, направился к старому знакомому. Мысленно Тарлаттус