Лишь только век. Вадим Ларин

в волшебных ипостасях

      Вечно жив родной поэт!

      Прощаю

      Поле, слезами Божьими зареванное,

      Лес, дыханьем его изможденный, буреломный,

      Море, вычерпанное плошкою насухо,

      Небо, содранное и сунутое за пазуху,

      Ищет странник упрямый себе в утешение.

      А поле хлебами шумит золотыми.

      А лес дубами встает вековыми.

      И море волнуется вечною радугой.

      И в выси планеты сияют нарядами.

      И Бог умирает и просит прощения.

      Маин[1]

      В пустыне тундры день умолк.

      Затих тревожный бег оленей.

      Шаман откинул свой полог,

      Примету древних погребений.

      Молчит колдун, и тишина

      Мерцает Северным сияньем.

      Горит Полярная звезда,

      Властитель странствий в мироздании.

      Пылает искорками снег

      Над чумом древним, колченогим,

      Сим предвозвестником ракет,

      Открывших в космосе дороги.

      Маин, он знает ночи плен,

      Он Солнце людям возвращает.

      И шапку круглую, свой шлем,

      На брови глубже надвигает.

      Пора, пора! Взвилась пурга

      Ракетными дымами старта.

      Вернуться б только до утра

      И нарядить в дорогу нарты.

      А до восхода – целый век,

      Помноженный на скорость света.

      Уснул шаман, и белый снег

      Кружится в танце с воем ветра.

      Барабан

      Несется барабан под гору

      И дробь-тревогу бьет свою.

      Он слышен одному лишь Богу,

      Остановившему войну.

      Там, на вершине, барабанщик

      Поник, убитый миг назад.

      Не поведет он войско дальше.

      Окончен бой, окончен ад.

      Бегут войска, спасая флаги,

      Бегут домой, к своим хлебам.

      Им лишь один – призыв отваги

      Гремел усталый барабан.

      Победам громким был обучен.

      И вел войска свои вперед.

      А после он печальным тучам

      Свой круглый подставлял живот.

      Стучали капли мерно, глухо —

      Рыдал Господь, создавший мир.

      Смеялись барабанщик с другом,

      Чуму войны обретши в пир.

      Но вот лежит, сраженный шпагой,

      Сей новоявленный Адам.

      Не смог спасти он чести флага.

      Умолк усталый барабан.

      Последний день

      Рамиро Кемпес – матадор —

      Лежит в трусах на койке.

      Смеется Солнце из-за штор,

      Сей плащ проткнув неловко.

      По потолку гуляет тень.

      О бык, вчера прощенный!

      Его последний красный день

      В арене раскаленной.

      Висит на гвоздике костюм,

      Весь золотом расшитый,

      Безумным Солнцем между дум

      Нарочно позабытый.

      А бык был черен, словно ночь.

      Лоскут ее несчастный.

      Там тьма и свет во всю их мочь

      Ведут свой бой опасный.

      Шумит листвой Воскресный день,

      Веселый,

1

Маин – герой, вернувший Солнце, похищенное оленем.