Щегол. Донна Тартт

сахара и долила толстый слой сливок. – Тео, прости, что вечно пристаю к тебе с этим, но ты должен поесть.

      – Хорошо, – сонно ответил я, но так и не откусил от своего черничного маффина.

      Вся еда на вкус была как картон. Мне уже несколько недель вообще не хотелось есть.

      – Может, хочешь тост с корицей? Или кашу?

      – Просто смехотворно, что ты запрещаешь нам пить кофе, – сказал Энди, который без ведома родителей обычно покупал себе по огромному стакану кофе в “Старбаксе” – по дороге в школу и домой. – Очень отстало с твоей стороны.

      – Возможно, – холодно отозвалась миссис Барбур.

      – Даже полчашки – и то хорошо. Довольно неразумно с твоей стороны отправлять меня на углубленное изучение химии в восемь сорок пять утра без капли кофеина.

      – Хнык-хнык, – вставил мистер Барбур, не отрывая взгляда от газеты.

      – Это очень нецелесообразный подход. Всем остальным его пить разрешают.

      – А вот это неправда, – сказала миссис Барбур. – Бетси Ингерсолл мне говорила…

      – Ну, может миссис Ингерсолл и не разрешает Сабине пить кофе, но нужно гораздо больше, чем чашка кофе, чтоб Сабина Ингерсолл смогла хоть что-то изучать углубленно.

      – Это неуместное замечание, Энди, – и недоброе.

      – Я всего-то сказал правду, – холодно сказал Энди, – Сабина тупа как пробка. Ей, наверное, стоит следить за здоровьем – на другое-то надежды мало.

      – Мозги – это еще не все, милый. Хочешь яйцо – может, Этта тебе яйцо-пашот сделает? – спросила миссис Барбур, повернувшись ко мне. – Или яичницу? Или омлет? Или как ты хочешь?

      – Я люблю омлет! – сказал Тодди. – Смогу даже из четырех яиц съесть!

      – Не сможешь, дружок, – сказал мистер Барбур.

      – Смогу! Из шести! Из целой коробки яиц!

      – Я же не декседрин у тебя прошу, – сказал Энди. – Вообще-то если б я хотел, его я бы и в школе мог достать.

      – Тео, – сказала миссис Барбур. Я заметил, что в дверях возникла кухарка Этта. – Так что насчет яичницы?

      – А нас никто никогда не спрашивает, что мы хотим на завтрак! – сказала Китси, но хоть она и произнесла это очень громко, все притворились, будто ничего не слышали.

11.

      Как-то воскресным утром я выкарабкался на свет из чугунного, запутанного сна, от которого у меня остался только звон в ушах и боль по чему-то, ускользнувшему от меня, рухнувшему в пропасть – подальше от моего взгляда. Но каким-то образом посреди всех этих провалов, оборванных нитей, утерянных и невозвратных фрагментов вдруг проступила одна фраза, побежала по темноте, как бегущая строка – по низу телеэкрана: Хобарт и Блэквелл. Позвони в зеленый звонок.

      Я лежал, уставившись в потолок, боясь даже пошевельнуться. Слова были четкими, хрусткими, будто кто-то вручил мне их пропечатанными на листке бумаги. И тут же самым удивительным образом вместе с ними всплыло и развернулось огромное поле позабытых воспоминаний, словно бумажные шарики