Обманутые счастьем. Владимир Нестеренко

только сход закончился, Емельян ухватил сестру за руку и удерживал на месте, пока Евграф и Степан не скрылись за воротами.

      – Пусти окаянный, я с Граней поговорить хочу. Видишь, он машет мне рукой.

      – Он не машет, а отмахивается от тебя. Он – человек серьёзный. На людях с тобой лясы точить не будет.

      – Ладно, я его в другой раз укараулю, – Глаша в сердцах вырвала свою руку из цепких рук брата и пошла впереди него в сторону дома.

      Два дня спустя после схода Глаша каким-то образом перехватила Евграфа на пути в лавку, где он собирался купить бутыль подсолнечного масла, гвоздей и кое-что для хозяйства. Утро выдалось ненастное, мокрое. С запада от леса заходила чёрная зубастая туча. Она и походила своим очертанием на таинственного зверя, то и дело, меняя свою фигуру, огрызаясь огнем на кого-то невидимого. Евграф собирался на пахоту своего обширного целика, чтоб тронутая плугом земля отлежалась и к осени вновь этот клин перепахать. Плуг был готов, погружен на телегу, оставалось сходить за Гнедым. И тут над головой звонко треснул гром, кровавые сполохи рассыпались окрест. Евграф перекрестился, прошептал: «Господи Исусе, помилуй мя!» Ливанул, как из ведра косой дождь, забарабанил по крыше избы. Евграф кинулся к двери, влетел в комнату с мокрой спиной и шевелюрой.

      – Гарный дождь, Одарка, всходы как на дрожжах поднимутся.

      – Как бы не замыло, – высказала опасение Одарка, – седня не стоит тебе на пашню ехать.

      – Ливни быстро сякнут. Плугу не во вред.

      Он прислушался к шуму дождя, к капели в углу, где на разосланной дерюге сыновья играли вырезанными из березы солдатиками, прошёл, глянул. Промочил проливной дождь крышу там, где недавний налетевший вихрь завернул тесины. Надо подновить. Вот и подался после дождя в лавку за гвоздями и другим товаром, обходя свежие рыжие лужи на разбитой дороге. Свежесть от ливня поднимало настроение.

      – Евграф, погодь, не спеши, интерес к тебе, – неожиданно услышал он. Повернул голову – Глаша.

      – Ну.

      – Где ты научился врачевать скот? Передай мне свою науку, я в долгу не останусь.

      – Наука та отцова – мой второй кусок хлеба. Как же мне им швыряться? – усмехаясь, сказал Евграф. – Чем же будешь долг платить!

      – А вот, разве не гарна? – Глаша картинно выгнула грудь, откинула дергу, обнажая стройные ноги в кожаных тапках.

      – Та я ж женат, и жинка у меня не стара. Как я возьму такой долг?

      – Да я не отнимаю тебя у семьи, трошки хочу с тобой побаловаться, – в открытую напирала Глаша.

      – С чего ты взяла, Глаша, что я – твоя добыча. Или я тебе подмигивал?

      – Подмигиваешь всей своей фигурой, Граня, своей мужицкой силой!

      Они подходили к лавке, в которой толпились люди. Евграфу не хотелось, чтобы его видели вместе с вдовой. Деревня не умеет хранить мирские секреты, тем более сердечные. И он отворил двери, обрывая разговор.

      Отстояв заутреню, люди повалили на выход,