У всякой драмы свой финал. Валерий Пушной

интереса провел по ней глазами, обронил раздраженно:

      – Роман пропал.

      Девушка прореагировала на это известие спокойно, как будто ничего особенного не услышала:

      – Я не удивляюсь, – сказала тихо. – Ведь это не первый раз, – попыталась успокоить Олега, – он всегда куда-нибудь исчезает, а потом вдруг возвращается. В тебя пошел.

      Рисемский отрицательно крутнул головой, тяжеловесно сказал:

      – На этот раз все не так. Его похитили. Есть свидетели его похищения. На него напали, насильно посадили в машину и увезли.

      Ева показала ему на диван, предлагая сесть, и спросила:

      – Что тебе приготовить, кофе либо чай?

      – Чай, – отозвался он, направляясь к дивану.

      – Хорошо, чай, – она вышла на кухню, наполнила электрочайник водой, включила, и через некоторое время из кухни раздался ее голос. – Он давно не появлялся у меня. Я звонила, но он не отвечал и сам не звонил мне. Тебе крепкий чай сделать? – спросила и прислушалась.

      Из комнаты послышалось шуршание кожи дивана, а потом раздался недовольное ворчание Олега:

      – Ты должна помнить, что я любил пить только очень крепкий чай, очень крепкий. И незачем об этом спрашивать лишний раз. У меня вкусы не меняются. Это ты, как кукушка прыгаешь из гнезда в гнездо.

      Нарлинская вынесла чай. Рисемский сидел на диване и смотрел на нее все тем же недружелюбным отталкивающим взглядом. У нее снова побежал холодок между лопатками:

      – Даже не знаю, что тебе сказать. Ума не приложить, кто бы мог такое сотворить, – сказала она. – Я никогда не слышала от Романа, что у него есть враги. Он ничего не говорил. Да ты же его знаешь, он никогда ничего не рассказывает. – Она попыталась сделать шаг к сближению. – В этом он похож на тебя.

      Но Рисемский не принял ее попытку к примирению. Сердитый голос не стал мягче. Она поставила чай на стол и вышла в кухню за своей чашкой, а оттуда снова подала голос:

      – Я несколько раз пыталась порвать с Романом, – оправдывалась Ева, – но Роман не давал мне прохода, ходил на все спектакли, забрасывал цветами.

      – Тебе всегда это нравилось.

      Ева вышла из кухни с чашкой чая, вздохнула, мол, какому артисту это не понравится? Олег пересел с дивана на стул к столу, придвинул к себе чай, и пренебрежительно хмыкнул, дескать, знаю я, какая ты артистка, хорошо представляю. Она опустилась на стул по другую сторону стола, поставила бокал перед собой и раздосадовано сказала:

      – А ты так и не побывал на моих спектаклях. Увидал бы, какими аплодисментами меня встречают и провожают.

      По лицу Олега пробежало отторжение:

      – Знаю я, что это за аплодисменты и что это за цветы! – покривился с отвращением. – Кто теперь у тебя спонсор? Что-то он жмотничает последнее время! Мало рекламы на щитах висит, столбы не все обклеены, по телевизору стали редко твою физиономию показывать. Смотришь, так скоро о тебе и забудут. Только Роман, дурачок, не понимает этого.

      Рисемский не намерен был идти с нею на примирение. А она никак