Потерянные слова. Пип Уильямс

как будто пытались спрятаться от меня.

      Незадолго до того как Лиззи должна была отвести меня обратно в школу, рядом со стулом мистера Крейна упала целая стопка листочков. Папа в шутку заметил, что листочки на букву С стали «слишком тяжелыми для наших возможностей». Он усмехнулся, как делал всегда, когда был доволен своим остроумием.

      Мистеру Крейну было не смешно.

      – Их плохо скрепили, – сказал он и, наклонившись под стол, постарался захватить как можно больше листочков одним движением. Он зажал их в кулаке так, что они помялись. Я охнула, а мистер Крейн ударился головой о нижнюю часть стола.

      – Мистер Крейн, все в порядке? – спросил мистер Мейлинг.

      – Девочка слишком большая, чтобы сидеть под столом.

      – Она скоро вернется в школу, – заверил его мистер Свитмен.

      Когда мое дыхание успокоилось, а Скрипторий снова погрузился в свое обычное шуршание, я ощупала пол. Рядом с начищенными туфлями мистера Уоррелла лежали два листочка. Как будто они знали, что там безопасно и на них никто случайно не наступит. Я подняла их и тут же вспомнила о сундуке под кроватью Лиззи. Я так и не смогла заставить себя вернуть листочки мистеру Крейну.

      Увидев Лиззи в проеме двери, я придвинулась к стулу папы.

      – Уже пора? – спросил он, хотя мне казалось, что за часами он следил.

      Я положила тетрадь в ранец и вышла в сад вместе с Лиззи.

      – Можно я кое-что положу в твой сундук, перед тем как пойти в школу?

      Я давно не приносила новых секретов, но Лиззи сразу же поняла, о чем идет речь.

      – Я все ждала, когда же ты найдешь новые сокровища.

* * *

      В сундук попадали не только листочки со словами.

      В своем шкафу папа хранил два деревянных ящика. Я нашла их, когда мы играли в прятки. Я пыталась залезть подальше в шкаф, в самую темноту, и угол одного из них больно кольнул меня в спину. Я открыла ящик.

      Из-за папиных пиджаков и старых, пахнущих сыростью платьев Лили в шкафу было слишком темно, чтобы разглядеть его содержимое, но моя рука нащупала края конвертов. На лестнице послышался топот, и папа запел: «Фи-фай-фо-фам»[7]. Я захлопнула крышку ящика и придвинулась к центру шкафа. Хлынул свет, и я прыгнула папе на руки.

      Поздним вечером, когда я уже должна была видеть сны, мне не спалось. Папа все еще вычитывал внизу гранки, поэтому я выскользнула из кровати и на цыпочках прошла по коридору в его спальню.

      – Сезам, откройся! – прошептала я и открыла дверцы шкафа.

      Я достала оба ящика и уселась с ними под окном спальни. Сумрачный вечерний свет все еще позволял хорошенько рассмотреть их. На первый взгляд ящики казались одинаковыми – светлая древесина, медные уголки, – но один из них был гладким, а другой – шершавым на ощупь. Я придвинула к себе полированный ящик и погладила блестящее дерево. Сотня конвертов, толстых и тонких, сложенных друг с другом в хронологическом порядке. Его белые письма прижимались к ее синим. В основном они чередовались, но встречались два или три белых конверта подряд, как будто папе нужно было так много о чем-то рассказать,

7

Первая строчка четверостишия из английской сказки «Джек и бобовый стебель».