Успенский мост. Алёна Моденская

наскоро оделась, подхватила уже собранный рюкзак и вслед за мамой и сестрой поплелась вниз.

      Глава 2. Кто прячется в «Черноречье»

      Лика забралась на заднее сиденье чёрного старомодного автомобиля. Водитель, не сказав ни слова, завёл мотор и мягко выехал из двора.

      Мимо проплывали тёмные дома, разноцветные вывески магазинов, тусклые фонари и редкие машины, но внимание ни на чём не задерживалось. Надо же, какие совпадения случаются. На встрече жителей с городской администрацией Лика попросту не признала в ушлом владельце парфюмерного производства хамоватого соседа, хозяина той самой иномарки, которую разбил топором долговязый в шляпе.

      И вот теперь перед самым носом снова шляпа, то ли бордовая, то ли вишнёвая. Водитель не потрудился её снять, как и перчатки. Лицо его оставило лишь мимолётный отпечаток в памяти. Какое-то неживое, пластмассовое. Как у женихов кукол Барби. Или у манекенов в магазинах одежды. А шляпа вроде такая же, как у ночного долговязого… или нет? Или да? В сущности, не имеет значения.

      Выглянув в окно, Лика не смогла рассмотреть вообще ничего. Из города, похоже, выехали. Высоко в тёмном пространстве висел неестественно-оранжевый серп месяца. Машина плыла в сплошной мгле, только впереди фары высвечивали небольшой участок асфальта.

      Потом ощутился плавный подъём и затем мягкий спуск, из-за чего появилось чувство тошноты. Вероятно, они проехали дугообразный мост. Обернувшись, Лика успела рассмотреть через заднее окно кусочек каменной кладки, мелькнувший в свете задних фар.

      – Куда мы едем? – наконец спросила Лика, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в густой мгле.

      – В «Черноречье», – после паузы ответила зевающая рядом Аня. – Это старый санаторий за промзоной. Раньше там оздоравливались рабочие с заводов, теперь это просто пансионат.

      Лика о таком санатории никогда не слышала и просто спросила:

      – И что я там буду делать?

      – Работать, – через плечо процедила Пульхерия Панкратовна с переднего сиденья.

      – В смысле?

      – В смысле – тебя туда устроят санитаркой. Временно.

      – Какой ещё санитаркой? – запротестовала Лика. – Я вообще-то на врача учусь!

      – Так у вас всё равно должна быть санитарская практика, разве нет? – Аня продолжала зевать.

      – Ну и что! Это практика, а это…

      – Не гунди! – Пульхерия Панкратовна развернулась. – Будешь делать то, что тебе скажут!

      – Ещё чего! – Лика скрестила на груди руки и насупилась. – Кире рассказывайте, что делать, а мной командовать не надо.

      – Слушай, – примирительно произнесла Аня, – твоё выступление… Это, знаешь ли, не плакаты по птицефабрикам расклеивать.

      – Кстати, а как вы узнали, что это была я?

      – Тоже мне, загадка века, – прошипела Пульхерия Панкратовна, отвернувшись.

      Аня молчала. Ясно, и в этот раз никто вразумительного ответа не даст. Каким образом влиятельной маме Кашиных постоянно удавалось узнавать подробности о делах дочек (а иногда и о планах), в который раз останется