Костыль. Игра первая. Артур Смоляной

печной трубы.

      – Вот ты и попался, гаденыш, – шепчу я и большим пальцем сдвигаю предохранитель. – Баюшки-баю, засранец.

      Делаю выдох. Пауза. А потом жму на спусковой крючок.

      Спуск поддаётся необычайно мягко. Пам! Глушитель гасит звук выстрела. Давление пороховых газов выталкивает пулю из ствола.

      Между мной и домом, примерно, семьсот метров. Кусок свинца весом в одиннадцать грамм пролетает это расстояние за полсекунды и врезается в кирпичную кладку. В воздух взметается рыжий фонтанчик пыли. Зверь прыгает из-за укрытия, и я вижу, что это дева-кошка.

      Не теряя времени, досылаю в патронник новый патрон и стреляю. Пуля достает зверя в воздухе – в тот момент, когда он перепрыгивает на соседнюю крышу.

      От удара зверь вздрагивает, разевает пасть и летит на железный карниз крыши. Оптика у меня хорошая, и через прицел я наблюдаю, как гаденыш скользит по гнилым и мокрым от недавнего дождя доскам кровли. Едва ли они могут ему помочь, но он изо всех цепляется за них.

      Перезаряжаю винтовку и снова стреляю. Попадание! Секунда, и извивающееся тело кошки летит вниз. Ещё секунда – скрывается в высокой траве дворика. На мгновение воздух оглашается сдавленным рычанием, а потом – тишина.

      Всё.

      Конец.

      Гляжу на часы – 15:25.

      Выжидаю ещё какое-то время, потом беру вещи, вылезаю из покореженного автобуса, что служит мне укрытием, и иду смотреть на добычу.

      Как и говорил, зверь оказывается девой-кошкой – молодой, крепкой, с рельефной мускулатурой, сформировавшейся грудью и ярким окрасом, не свойственным молодняку. Первая пуля пробила ей шею, вторая – лапу. Кровь оранжевой струйкой течет по меху. В нескольких местах нахожу порезы странной формы – должно быть, сука подралась с сородичами или другими хищниками. Но в целом шкурка в порядке.

      Подхожу ближе и пинаю ее носком ботинка в бок – для проверки. Ноль реакции. Хорошо, очень хорошо, иначе моя выходка стоила бы мне разорванного горла и выпущенных кишок.

      Стянув со спины рюкзак, достаю из бокового кармана шприц, сажусь рядом с девчонкой и беру у нее немного крови.

      Если честно, это уже восьмая дева-кошка за месяц. Раньше мне приходилось неделями бродить по лесу, чтобы найти хоть одну из таких, а теперь, куда не глянь, всюду они – тут дева-кошка, там дева-кошка. Сплошная котовасия какая-то.

      Отцепляю с ремня анализатор и заливаю кровь в контейнер. Анализ показывает небольшое содержание кортизола и хорионического гонадотропина.

      Ничего плохого в этом нет – девчонка не заражена. Но количество гонадотропина слегка смущает. Ладно, если повезет, кроме шкуры продам внутренности и срублю на них неплохие деньги.

      Поднимаюсь на ноги и ещё раз осматриваю девчонку. Прикидываю на глаз, сколько весит – килограмм, наверно, сорок-сорок пять. Такую тушку с моим больным сердцем до базы не дотащить, но у меня есть машина, так что это не особо большая проблема.

      Вытаскиваю из рюкзака шпагат, срываю с него упаковку, разматываю, оборачиваюсь к девчонке, чтобы связать её, и тут вижу, что живот у неё вздулся, как шарик, и двигается – вверх-вниз, вверх-вниз.

      В другой бы раз я непременно схватил винтовку и разрядил бы в хищницу половину обоймы, но я знаю, девчонка мертва, и нет причин тратить на нее патроны. Поэтому просто кладу руку ей на живот и прислушиваюсь.

      На ум приходят байки о хищниках с Той Стороны, что заживо съедали людей. Просто глотали их целиком, как пирожки. Рассказывали однажды, что какой-то охотник из местных нашел в желудке у подстреленного урлока (уродца, похожего на земного медведя) на половину переварившегося ребенка. То ещё зрелище, наверно.

      С нехорошим предчувствием достаю нож и осторожно, чтобы не зацепить того, кто лежит внутри, разрезаю живот.

      Крови почти нет. Внутренности теплые и липкие на ощупь, и пахнут протухшими яйцами. С трудом нахожу желудок и достаю его.

      Пустой. Ничего, ни костей, ни других следов недавнего обеда. Возвращаю желудок обратно и продолжаю искать дальше. Наконец, нащупываю то, что нужно. За доли секунды мне становится ясна причина повышенного содержания гонадотропина. Девчонка беременна.

      Не скажу, что я эксперт в этом, но думаю, она была беременна месяцев семь и не доходила до родов дней пять или шесть.

      Разрезаю пузырь и достаю щенка. Щенок маленький и скользкий от слизи. Сейчас он похож на обычного детёныша гепарда, но со временем, когда приобретёт человеческие черты и сможет ходить на задних лапах, тогда будет похож на своих взрослых сородичей.

      Прочищаю ему нос, рот и глаза, потом отрезаю пуповину. Он не брыкается, не верещит, только дёргает лапками и тяжело дышит. Снимаю ветровку, закутываю его и ложу в рюкзак.

      На базе будут рады подарку. Как ни как детёныш Потусторонней, а у правительства к таким особый интерес.

      Мы, охотники, не последние люди, и знаем, что государственники проводят над отпрысками Потусторонних не совсем гуманные эксперименты. Они готовы платить любые деньги за мелких засранцев, поэтому мы с