Бог бабочек. Юлия Пушкарева

Ты пустишь меня с собой в ванную? Правда?.. В этом есть что-то очень неправильное – и неправильно-манящее; смесь доверчивого уюта с лихорадкой страсти. Иногда ты звонил мне из ванной, и, слушая твой разморённый голос, звучащий чуть иначе в гулкой кафельной акустике, я представляла себе нечто подобное.

      Но – ни секунды не верила, что это возможно.

      Становится жарко – не только от пара; смотрю, как ты погружаешься в воду и довольно вздыхаешь, когда её ласковое тепло обхватывает тебя. Разнеженно улыбаясь – совсем немного, краешками губ, – откидываешь голову назад; капризно-чуткий изгиб твоей шеи теперь кажется беззащитным. Кладёшь на бортик мокрую руку, и капли стекают на плитки пола с кончиков твоих смуглых пальцев.

      – И ещё сок. Принеси мне сок. Ты же вроде купила?

      – Да… Конечно.

      Обилие спонтанных желаний – тоже знак того, что ты пытаешься отвлечься от Того Самого, тайного – мелко-стыдно-досадного, случившегося сегодня. Пускай. Мне дозволено принести себе стул, и сейчас я не буду думать ни о чём постороннем.

      – Спасибо, – произносишь, когда холодная кружка с соком оказывается в твоей горячей руке. Делаешь пару глотков. – Вообще, знаешь, я сегодня походил, подумал… В целом-то всё налаживается.

      Во влажном тепле твой голос как-то особенно бархатно вибрирует; я сползаю со стула на пол. Подол платья намокает, и плитки пола больно давят на колени (наверняка будут маленькие синячки), – но так, внизу, лучше.

      Привычнее.

      – Налаживается?..

      – Ну да. Не так всё херово, как в первые месяцы… Я и к работе привыкаю, и к людям тут лучше нахожу подход. Даже вот с Жилиным, видишь, в последнее время стало более-менее! Ничего сверхъестественного, если разобраться. – (Снова плещешь водой себе на грудь, ополаскиваешь лицо; от воды твои ресницы кажутся ещё чернее и пушистее – настолько, что это почти неправдоподобно). – И в наряды почти во все уже сходил, и в сменах теперь знаю, как и что… В принципе, оставшееся время можно пережить. Закончатся эти три года контракта – а там… – мечтательно улыбаешься. – Бросить всё это нахуй, уехать и заняться чем-то полезным. А то я здесь совершенно деградирую. Становлюсь сам как те, кого приходится ставить на место – вроде этого Сомова. – (Ещё раз протягиваешь руку за соком. Я наклоняюсь вперёд – и невольно засматриваюсь на дорожку тёмных волос, сбегающую вниз от твоего пупка, на завитки, покачивающиеся под водой ещё ниже… Ты слегка возбуждён. Слушая твой голос – такой твой голос, – будет непросто выбросить это из головы. Ты замечаешь, куда я смотрю, и насмешливо щуришься). – Самому противно, короче, когда думаю об этом. Нельзя тут оставаться.

      – Я тоже считаю, что нельзя, – хрипло соглашаюсь, принимая от тебя кружку. – Деньги деньгами, квартира квартирой, но посвятить всю жизнь тому, что ты совсем не любишь… Хуже некуда.

      – А вот ты бы мне что посоветовала, Юль? Мм? – (Лениво – или провокационно?.. – согнув ногу в колене, почёсываешь под водой бедро). – Куда себя деть, когда вернусь в нормальную жизнь? Ну, после социальной