Пуля для тантриста. Ольга Александровна Коренева

крылатых с политикой и сексом, и есть ли это у них вообще? Но тут его клетку отключили от приборной доски, а самого извлекли из-под решетки и отправили восвояси. Он снова оказался в дыре, а нижний люк под ним захлопнулся.

      Увы, вылезти наружу ему не удалось: оказалось, что верхнюю часть скважины люди законопатили чем-то вроде «саркофага». Вопли и барахтанье Леонида не были слышны ни вверху, на земле, ни внизу, под землей. Никому он не был нужен…

      Ненужный и подавленный, Леня побрел в непонятном пустом пространстве, как в трубе, куда-то в бесконечность. Ему было горько и просветленно-жертвенно, как Христу. «Терпение же до конца искореняет из души все худое», вспомнил он откровение Преподобного аввы Фалассия, которое читал где-то в прессе. И скрепился сердцем. Он понял, что Бог (или Абсолют, Высший Разум, судя по другим периодическим источникам) наверняка выведет его к дому.

      Так и случилось. Много времени спустя Леонид вылез наружу через тот самый канализационный люк, что в двух кварталах от его места жительства.

      Впоследствии любил он рассказывать про этот случай в дружеской компании, но никто не верил – называли бредовым сном. Но Солнышкин знал, что это не сон, а точка отсчета.

      А хоть бы и сон…

      А на Николу Зимнего снилось Леониду, будто идет он мимо храма Спасителя и вдруг видит на верху, на самой маковке, вместо креста – видит себя, крестом стоящего, в свитере, но без куртки. «Я это, или не я?», подумал он и, чтобы сравнить, снял куртку и повесил на ограду. – «Точно, я!» Оглянулся, а куртки нет. «Уже уперли! – ахнул он. – В миг! Ювелирная работа!»

      Проклиная вороватую натуру земляков, замерзающий Леонид побрел искать метро, чтоб отогреться и живым хоть до дому добраться. А мороз крепчал, и не попадалось по пути ни метро, ни магазинов, ни ларьков, одни лишь бетонные многоэтажки с кодовыми замками на дверях в этом безлюдном жилом массиве торчали, словно роты вставших на дыбы гробов. Наконец, набрел он на открытую платформу, долго ждал вместе с толпой, совсем уж задубел, потом дождался, втиснулся в переполненный вагон и, отогреваясь в густоте талых курток и пальто, в плотно надышанной атмосфере, вдруг углядел единственное незанятое место. Никто, почему-то, не желал садиться. Поезд вошел в тоннель. Зажегся свет. Леонид пробрался к сиденью в конце вагона, плюхнулся на него и… провалился в сквозную дыру. Вот, значит, почему не садились, всюду подвох – искрой промчалась мысль, и тут мозги «закоротило», и приглючилось, что плоть его падает в женщину, большую и мягкую с запахом кожзаменителя всю в модном парфюме с названием «Безопасное метро»… Боль от удара о рельсину захлестнула. Последний вагон, в котором Леонид только что был, прогромыхал вдали и затих.

      Солнышкин ошалело озирался. Хотел подняться. Но не мог. Больно. На нем снова оказалась куртка, не то его, а может не его, а той призрачной дамы с запахом кожаных духов… В темноте зашумело… Надвигались два желтых огня… Поезд!

      Леня на четвереньках поспешно перебежал на другой путь. Оттуда