ПАНАРИОН В СТИХАХ. Размышления нерусского о русском в лирическом исполнении. Askar Asanuly Ussin

день, причем всегда, не прекращая думать о нем ни на минуту, отдавая ему все наши лучшие чувства и помыслы, то, думаю, жизнь у нас наладилась бы сама собой, и отпала бы всякая необходимость во всех других законах, ограничениях и памятниках. Прошлое, настоящее и будущее сошлись бы воедино, и расщепленная, потерянная душа обрела бы долгожданный покой и не тревожила бы тех, кто уже давно оставил этот свет. Да, одна-единственная мысль о наших детях способна разрешить все наши многовековые затруднения. А так, мы много думаем, но все не о том, о чем нужно. Если бы все человечество думало о детях, то человек не желал бы жить в раю. Рай утратил бы религиозный смысл, он стал бы потертой повседневностью, не чем-то, назойливо требующим постоянного напряжения душевных сил, зачастую бессмысленного, а чем-то легким и приятным, растекающимся теплом по телу, когда ты знаешь, что главные вопросы решены, а все остальное – мелочи. Наверное, концепция Иисуса, как «сына божьего», тоже об этом. Но она не была чем-то новым, а всего лишь – напоминанием. Да, своеобразный такой памятник детям, которые всегда рождаются по божьей воле. Однако же его распяли и превратили в символ противоположный: смерти и страдания. Почему так происходит? Почему дорога в ад вымощена наилучшими намерениями? Вот тротуар на набережной вымощен из наилучших побуждений, но ведь не скажешь, что тротуар ведет нас незаметно в ад? Ведь нет же? Почему я всегда скатываюсь в эти псевдоинтеллектуальные пошлости? Зачем мне всегда нужно все переворачивать, чтобы казаться умнее, чем я есть на самом деле? Почему бы мне не помолчать и не послушать самих детей?

      Да, неподдельно счастливые лица детей внушали надежду. Ребенок всегда прекрасен. Чистый, наивный, неиспорченный сгусток энергии, откликающийся на все эфирное, незатейливое и незамысловатое. Эта простота, право, – от бога. Никакого умысла, никакого второго дна. Кристально чистая, хрустальная нежность сосуда, в котором перламутром переливаются солнечные лучи, и ветер насвистывает свою музыку. Да, я люблю детей, но, кажется, у меня никогда не было этой возможности выразить свои чувства своим детям. Сыну, который продолжил мой род. Да, у меня были любимые сын и дочь. И я очень гордился ими обоими. Он был чист душой и благороден. Она была сущий ангелочек. Он был смел. Она была нежной радостью отца. Недолго я радовался их рождению: начались эти самые Годы великого бедствия, и оба они с матерью были вынуждены укрываться сначала у родственников, которых эта напасть обошла стороной, а затем уж и вовсе перебраться в безопасный край. С тех пор я их не видел, но не проходило и дня, чтобы я о них не думал. Каждый день я о них думал и хранил их чистые образы в своей зияющей душе. До меня доходили новости о том, что у них все хорошо, и что я уже могу гордиться своими детьми, хотя они совсем еще малы. Я же никогда не сомневался в них. Я же был уверен, что божий промысел их не оставит и будет хранить их всегда в самые трудные моменты,