Офицеры и джентльмены. Ивлин Во

помочь, сэр.

      Через четверть часа Гай вышел на улицу, оснащенный сильным моноклем в двойной позолоченной оправе, ценою пятнадцать шиллингов. Остановился у ближайшей витрины, вытащил футлярчик из искусственной кожи и вставил монокль в правый глаз. Монокль держался на славу. Гай осторожно расслабил лицевые мышцы, перестал щуриться. Монокль не падал. Из витрины на Гая скептически смотрел типичный юнкер. Гай вернулся в салон.

      – Пожалуй, куплю еще пару-тройку моноклей – вдруг этот разобьется?

      – Вынужден вас огорчить, сэр, – у меня больше нет столь сильных линз.

      – Ничего, дайте максимально приближенные к этой.

      – Сэр, боюсь, вы не вполне представляете, сколь чувствителен и уязвим человеческий глаз. К гигиене зрения следует относиться со всею возможною ответственностью. Я подобрал для вас оптимальную линзу. Другие вам не только не подойдут, но и нанесут ущерб. Говорю как профессионал.

      – Не беспокойтесь, я уж как-нибудь…

      – Что ж, сэр, я вас предупредил. Как врач я категорически против. Как коммерсант – вынужден покориться воле клиента.

      Монокль вкупе с усами немало возвысил Гая в глазах молодых офицеров – никто из них не мог позволить себе столь радикальное преображение в столь короткие сроки. Вдобавок Гай стал гораздо лучше стрелять.

      Через несколько дней после приобретения монокля их снова отправили в Мадшор, на сей раз осваивать ручной пулемет «Брен». Белое пятно мишени больше не терялось среди снежных заплат, испещрявших стрельбище; Гай попадал в мишень всякий раз – конечно, не всегда в яблочко, но результаты были не хуже, чем у остальных.

      Гай носил монокль, только когда стрелял, то есть довольно часто, и вернул львиную долю утраченного престижа, главным образом потому, что при виде монокля сильно тушевался сержант-инструктор.

      Способствовала возвращению престижа и новая волна финансового кризиса среди офицеров. Танцы под сенью развесистых гостиничных пальм обходились недешево – первое офицерское жалованье утекло как сквозь пальцы. Молодые офицеры принялись считать дни до конца месяца и прикидывать, можно ли теперь, когда их физическое существование признано казначейством, полагаться на регулярные выплаты и надолго ли этих выплат будет хватать. Прежние Гаевы клиенты один за другим попадали от него в прямую зависимость; к их числу робко прибавились двое новых. Гай одалживал всем, кроме Сарум-Смита (Сарум-Смиту достался холодный взгляд сквозь монокль). Конечно, нельзя было сказать, что «почтение юноши к старцу» шло по три-четыре фунта с носа, зато все должники стали с Гаем куда как вежливы и то и дело извиняли друг перед другом свою любезность фразами типа: «При всем при том наш старый дядя Краучбек – предобрый малый и настоящий товарищ».

      Гаево существование скрашивало теперь еще и то обстоятельство, что ему было где укрыться от мерзости Кут-эль-Имары. Во-первых, на набережной Гай обнаружил ресторанчик под названием «Гарибальди», а в ресторанчике – генуэзскую кухню и радушие. Хозяин, Джузеппе Пелеччи,