Мечтатели Бродвея. Том 2. Танец с Фредом Астером. Малика Ферджух

ванную. На вашем месте я бы воспользовалась ею сейчас.

      С этими словами она повернулась вполоборота к двери.

      – Огромное спасибо, миссис Мерл! Сию минуту так и сделаю.

      Но она еще не закончила. Ее палец указывал вниз.

      – Это что такое?

      Два огонька, два жалобных глаза мерцали из-под разлегшейся на полу кучки шерсти.

      – О, это, э-э… Это Номер пять, миссис Мерл. Урсулин песик.

      – Я вижу. Что он делает у вас?

      – Он заходит иногда ко мне в гости.

      – Если он вам мешает…

      – Вовсе нет, миссис Мерл! Он нисколько мне не мешает!

      Мешая слова с кашлем, Джослин твердой рукой потянул на себя дверную ручку и добавил, хитро блеснув глазами:

      – К тому же он имеет право. Он ведь мужского пола.

      Это был тонкий намек на правило, которое установила миссис Мерл, когда Джослин поселился в пансионе. Никаких женщин в студии. Ни под каким видом. За исключением его матери.

      Хозяйка нахмурилась, осознав, что в силу этого закона ей самой не полагалось здесь находиться.

      – До вечера, – простилась она.

      Он запер дверь и, тяжело дыша, повернулся к окну. Носочков больше не было видно! В три прыжка он взлетел по ступенькам, распахнул дверь на улицу. И чуть не сбил с ног Дидо.

      – Она ушла? – дрожащим голосом проговорила девушка, превозмогая испуг и давясь от смеха.

      Он крепко схватил ее за плечи, и они поцеловались так, будто не целовались еще никогда в жизни. Хотя вот уже месяц только это и делали.

      Задернув занавеску, они упали на кровать, не переставая тискаться, переплетаться телами, обшаривать друг друга ладонями и тому подобное.

      – Поцелуй меня! – прошептала она, переводя дыхание.

      – Потом я тебя, – отозвался он, отшвырнув подальше галстук.

      Из тактичности или просто пользуясь случаем, № 5 отвернулся и как ни в чём не бывало принялся за торт и молоко.

      Ни Джо, ни Дидо не обратили на это внимания. На ней снова был шелковистый свитерок, буквально сводивший его с ума… и он как раз дошел до самого долгожданного, самого сладостного момента, когда его пальцы ныряли под него и подбирались к ее груди.

      Куда меньше ему нравилось, когда Дидо внезапно и решительно его отталкивала. Что рано или поздно происходило всегда.

      Произошло и сейчас.

      – Тебе не нравится, – в очередной раз пожаловался он.

      – Нравится, – заверила она, сидя на краю кровати и, как всегда, приводя в порядок пуловер и конский хвостик. – Но папа, наверно, уже беспокоится, где это я пропадаю.

      Джослин вздохнул. Трудно всё-таки с девушками. Он взял укулеле и снова запел:

      – Si les mystères de la vie vous mènent à zero, n’y pensez pas, n’y pensez pas trop! Si vous avez soif la nuit et qu’il n’y ait pas d’eau-ho…

      – Нипон сепа нипон сепа нипон сепа т’во! – старательно подхватила Дидо.

      – Pourquoi les vaches ont des puces, et les puces pas de veaux-ho? Pourquoi dit-on mon «beau-frère» à un type pas vraiment beau?

      – Нипон сепа нипон сепа нипон сепа т’во!

      – Et pourquoi le ver solitaire quand il y a tant d’anneau? Bah, c’est dégoutant. N’y pensez pas bah bah…[17]

      Они снова

17

Если тайны жизни приводят вас к нулю, не думайте об этом слишком много! Если ночью вам хочется пить и нет воды-ы… Почему у коров есть блохи, а у блох нет теля-ат? Почему шурина называют «beau-frère», если он вовсе не красив? И почему червяк называется солитером, разве он одинок, когда у него столько колец? Ба, это неприятно. Не думайте об этом, ба-ба… (фр.).