Это не кино, или Вторник моей жизни. Рина Нарская

и сломя голову деранул за ними.

      Мы едва успели заскочить в последние двери, когда те захлопнулись, и состав, дрогнув, тронулся в путь.

      – Слушайте, а она точно до Москвы идёт? – пытаясь отдышаться, спросил я ещё в тамбуре.

      Жига почему-то стянул с себя шапку, заткнул ею лицо и закатился от хохота, упёршись копчиком в стену и согнувшись едва ли не в три погибели.

      – Что с ним? – спросил я Юлю.

      Она подёрнула плечами, с улыбкой наблюдая за припадком друга.

      – Думаешь, я знаю? Я сама его иногда не понимаю.

      – В Москву она идёт, в Москву, – сквозь смех подтвердил он, и через мгновение увлёк нас за собой в ярко освещённый, однако полный хмурых лиц вагон.

      Пассажиров оказалось довольно много, что логично: если я не ошибался, сегодня была только среда, и, вероятно, большинство из них ехали на нелюбимые работы. Неприветливые и сонные, они смотрели кто в окно, кто в телефоны, а многие вовсе не проснулись, безвольно болтаясь из стороны в сторону.

      Я присматривал для нас места и никак не ожидал, что за спинами вдруг заиграет гитара. Даже вздрогнул от неожиданно пронзившего меня звука. Обернулся – Жигалин стоял в проходе, с инструментом в руках, и, как блаженный, улыбался, глядя куда-то внутрь себя.

      Кажется, он вообще один улыбался в этом набитом вселенской усталостью и ненавистью к жизни вагоне. А после недолгого вступления начал петь.

      Песня оказалась довольно бодрой и зажигательной и, хотя ни слов, ни мотива я не знал, но уже к первому припеву поймал себя на том, что бессознательно отбиваю ритм по колену ладонью – причём, как приземлился я не помнил – и даже пытаюсь что-то подпевать.

      Юля сидела рядом и тоже пританцовывала. А к третьему куплету я заметил, что мы это делаем не одни. Чуть ли не все пассажиры, за исключением пары-тройки самых невыспавшихся, с интересом, кто-то даже с улыбками, смотрели и слушали нашу утреннюю импровизацию.

      Закончив одну мелодию, Жига снова без пауз переключился на другую – ту я тоже не знал – и двинулся вперёд по вагону. К моему нереальному удивлению, люди начали совать ему деньги! Кто в чехол от гитары, болтающийся на плече, кто в карманы парки, кто в джинсы. Я даже подумал, что делает он это далеко не в первый раз – так раскованно при этом он выглядел, и настолько тепло приняла его публика.

      Однако, как только мы оказались в следующем тамбуре, Рома в который раз меня удивил.

      – Офигеть! – воскликнул я, выскочив следом. – Жига, ты красава! И часто ты так по электричкам ходишь?

      – Впервые, – он отовсюду выуживал помятые бумажки и мелочь.

      Юля принялась помогать.

      – Да ладно! Первый раз, серьёзно? Ну, тогда ты мега-крут. Ещё пара вагонов – и нам не только на метро хватит! – выпалил я – и тут же осёкся.

      Он бросил на меня такой серьёзный взгляд, что я мгновенно вспомнил – никаких «нас» нет: есть я, а есть они с Юлькой – и меня обдало волной не то досады, не то стыда.

      Но Жигалин ответил, продолжая выворачивать карманы:

      – А ещё… на жирный… сочный… сытный биг-тейсти! – внезапно заорал