Это не кино, или Вторник моей жизни. Рина Нарская

прав – просто нужно было подождать немного, – сказала она с упрямством, как ребёнок, стоящий на своём и не желающий принимать возражения.

      И я понял, что мне вообще не стоит лезть в эти отношения. «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад»*

      Мы дождались Жигу-Айболита. Он прискакал с целым пакетом лекарств и водой, а потом потащил нас в метро со словами, что теперь всё будет Акуна матата. Ни в какую больницу мы, конечно, не поехали. Вышли на какой-то станции – я даже не запомнил названия – и долго-долго тащились пешком, потому что деньги, как оказалось, у нас внезапно закончились.

      На все мои вопросы Рома отвечал односложно, на отвали, в общем, и в конце концов я перестал их задавать.

      Дождь продолжал вяло накрапывать, но всё же успел нас промочить изрядно. Свою красную шапку Жигалин нацепил Юле – потому как у неё тоже не нашлось ни шапки, ни капюшона – и его грязно-рыжая чёлка практически распрямилась и приклеилась ко лбу. Я же всегда стригся коротко, и капризы погоды на моём облике отражались не сильно. Но всё равно, было неприятно. Гадко и промозгло. Хотелось есть.

      – Жаль, гамбургеров с колой так и не попробовали, – бубнил я просто потому, что не люблю долгие паузы.

      Мы остановились у панельной высотки, когда Юля уже просто не могла идти. Температура у неё всё ещё держалась, хотя Жигалин ещё до метро накормил её жаропонижающим.

      Она села на скамейку, попросив чуть-чуть подождать, и по тому, как Рома припал к ней, примостившись рядом на корточках, то его побледневшему обеспокоенному лицу, было видно, что он действительно переживает.

      Если честно, после вчерашнего у меня сложилось впечатление, что ему с ней просто удобно. Она вешалась на него, смотрела, как на бога, буквально пылинки с него сдувала и в рот заглядывала, а он вроде как только позволял себя любить. Но сейчас я понял, что их чувства взаимны, ну, или по крайней мере, Жигалину на неё не всё равно.

      – Долго ещё? – спросил я, имея в виду дорогу.

      Рома как раз касался Юлькиного лба губами и, похоже, не правильно меня понял.

      – Испарина, – просветлел он. – Температура спадать начала, она вся мокрая, и это не дождь.

      А потом подхватил её на руки и, несмотря на сопротивление, понёс дальше. И тащил так ещё минут двадцать. Юля перестала брыкаться, просто обняла его за шею и уткнулась в неё же носом, и со стороны всё это выглядело довольно трогательно.

      Наконец, мы добрались до места. Я сам не знаю почему, но за весь путь у меня и мысли не возникло о том, что меня, собственно, не приглашали. Наш негласный уговор, а с ним и временный союз, заканчивался там, где мы вместе ступили на земли первопрестольной, и теперь бы мне, по идее, ехать в другую сторону… Но меня никто не прогонял, а сам я, похоже, обнаглев окончательно, забыл, что мы с ребятами всего лишь попутчики, а вспомнив, осознал, что теперь не могу просто так вот взять – и уйти. Пока не могу. Пока не поправится Юля, пока я не решу, что делать дальше.

      Поднимаясь в лифте, я сочинил себе стопятьсот оправданий, но всё-таки решил обязательно спросить у Ромы, не мешаю ли я им… При удобном случае… Возможно…

      – Матерь