Висталь (том 1). Текелински

истинности всего твоего мировоззрения, и в настоящей действительности твоего бытия.

      С этими мыслями в голове Висталь не заметил, как, преодолев центр города и свернув в переулок, пошёл по круто уходящей в гору дорожке. Он решил, что обязательно навестит в этом городе одного из Величайших учёных настоящего времени. Который, как все Великие учёные, был не заметен в жужжащих научных кругах света, жил скромно без всякого пафоса. Он не стремился к регалиям, и потому редко получал их. Все его стремления были направлены не к внешнему признанию, лишь косвенно подтверждающего его правоту, но к признанию в его собственных умозаключениях, в которых он находил всю полноту подтверждений для своих твёрдых и непоколебимых убеждений.

      Иннокентий Ефремович служил ректором одного из учебных заведений, и был человеком приветливым, в меру разговорчивым, в меру строгим, и слыл законченным жизнелюбом. Его уважали все студенты и студентки, за его безвредный характер и всегда учтивый тон. А также за его, почти болезненное чувство справедливости. Он не терпел и самых незначительных проявлений несправедливости. И это говорило в первую очередь, о скрытой силе его духа. Ведь только сильный духом человек находя в справедливости настоящую ценность, не взирая ни на что, стремится отстоять эту справедливость, даже в ущерб собственным интересам.

      Подойдя к парадной, Висталь окинул взором двух курящих на крыльце и смеющихся после каждого сказанного слова, студенток. Открыв большую дубовую дверь, он вошёл в холл. Поднимаясь по старинной лестнице с балюстрадой, он думал о том, какое великое счастье быть молодым и радоваться каждой минуте. Ведь для того, чтобы смеяться после каждого сказанного слова, надо обладать безмерным счастьем. Куда же девается с возрастом это счастье ощущений, эта наивная жизнерадостность? Да. На протяжении всей своей жизни мы, теряя нечто от беззаботного счастья, приобретаем нечто от мудрости. Но кому нужна эта мудрость, если она не приносит никакого удовлетворения своему обладателю, если она не привносит, но забирает последние крохи этого счастья? Но в том то и дело, что счастье – самое неоднозначное существо на земле. Оно не имеет своего тела, оно не имеет строгих определённых для всех и каждого критериев. Для одного счастье, – в пребывании, погружённом в религиозную эйфорию; Для другого, – в скитаниях по ледяным пещерам познания; Для третьего, – где-то за пределами всего мироздания, – в горах, наедине со своей Великой мудростью. Мерить, соизмерять и спорить о счастье, такое же неблагодарное занятие, как спорить о том, что наиболее близко к истине, схоластическая уверенность в спекулятивных и рационально-аналитических формах познания, или уверенность в идеальных полях трансцендентального и метафизического опыта. То есть, что первостепенно, – наука или религия, доказательная подтверждённость, или вера?

      Войдя на третий этаж и пройдя по длинному коридору, Висталь постучался в двустворчатую дверь. Войдите! Звонким