Зима отчаяния. Нелли Шульман

графа Гренвилла. На Пески пришло официальное письмо, украшенное печатью с британскими львами. Побывав у посла Ее Величества королевы Виктории, Сабуров вышел оттуда отнюдь не графом.

      – Титул передается по отцовской линии, – объясниллорд Вудхаус, – а что касется наследства, – посол развел руками, – то его нет. Ваш дядюшка, граф Гренвилл, – посол деликатно кашлянул, – предпочитал жить на широкую ногу.

      Сабуров хорошо помнил дядю по лондонскому детству. Граф Гренвилл тоже не вылезал из- за игорных столов.

      – Я и Арчи помню, – Сабуров остановился под тусклым фонарем, – мы были ровесниками и вместе учились в Итоне, а потом папу перевели из лондонского посольства в Россию.

      В ящике письменного стола Сабурова лежал переданный ему послом Крест Виктории, которым посмертно наградили кузена Арчи. Принимая награду, Сабуров замялся:

      – Господин посол, я вынужден сказать, что я и сам недавно…– Вудхаус устало закончил:

      – Вернулись с войны. Я вижу, господин Сабуров, – Максим Михайлович неловко двигал правой рукой, – но это не имеет значения, – Сабуров держал награду Арчи рядом со своими военными орденами. Он никогда их не носил, как и не надевал гражданские.

      – Какая женитьба, – онвспомнил голубые глаза фрейлейн Амалии, – кто поедет на Пески к обремененному долгами чиновнику со скудной зарплатой?

      По пути в лечебницу Сабуров миновал место последнего преступления Призрака, колокольню Никольского собора. Особняк Литовцевых располагался на углу Английского проспекта и Мойки, далеко от бедной Коломны.

      – Им нечего делать в Максимилиановской лечебнице, – Сабуров слушал хриплое дыхание протоиерея, – где чай, обещанный приставом?

      Палату священника охраняло двое полицейских. Еще двое парней торчали в выложенном метлахской плиткой вестибюле лечебницы.

      – Большое спасибо, сударь, – дверь скрипнула, – дальше я сама.

      Сабуров сначала не понял, кто перед ним. Она носила коричневое платье сестры милосердия. Изящную голову туго охватывал белый платок. На голубой андреевской ленте сверкнул наперсный крест.

      – Ваш чай, господин Сабуров, – скромно сказала княжна Литовцева.

      Сабуров решил, что пятна на ее тонких руках оставил йод. Намочив губку, княжна бережно коснулась пересохших губ священника.

      – Отца протоиерея оперировал профессор Пирогов, – благоговейно сказала Литовцева, – Николай Иванович приехал читать лекции в университете. Он обычно не покидает своего имения. Он лечил папа, – девушка вздохнула, – мой отец восхищался его гением.

      Сабуров надеялся, что в юдоли скорбей его вопрос не покажется бестактным. Он и сам не знал, почему его заинтересовала причина смерти князя Аркадия Петровича, ровесника Пушкина. Люди на седьмом десятке умирали налево и направо. Он все же извинился за свое любопытство.

      – Что вы, – Софья Аркадьевна погрустнела, – приют страдания, – она обвела рукой скучные белые