Зима отчаяния. Нелли Шульман

Сабуров должен будет обойтись одним чаем.

      – Что я и делаю, – хмыкнул Максим Михайлович, – однако визит к Якоби все- таки не прошел даром, – ему откровенно повезло.

      Поинтересовавшись, не замечала ли фрейлейн ничего подозрительного в окрестностях, Сабуров сначала не поверил своим ушам. Призрак или похожий на него человек попадался фрейлейн на глаза на Большой Подъяческой.

      – Я обратила внимание на ткань, – объяснила девушка, – одна из интереснейших проблем в химии – это создание искусственных красителей. Мы получили мовеин и фуксин, но черный цвет пока остается проблемой, – она оглянулась в поисках блокнота, – я напишу примерный ход реакции, – Сабуров довольно невежливо замахал руками:

      – Не надо, я вам верю, – химия никогда не была его коньком, – что делал этот господин и как он выглядел?

      Фрейлейн задумалась:

      – Ничего не делал. Я размышляла о реакции и… – девушка покраснела, – я думаю, что он прогуливался по тротуару. Или стоял, – торопливо добавила она, – однако я ничего не могу сказать насчет его внешности,– Сабуров поинтересовался: «Почему?». Фрейлейн Амалия указала на свои светлые локоны.

      – Он носил капюшон, господин Сабуров, надвинутый на лицо. Я видела его утром, когда выходила в булочную. В Петербурге зимой всегда темно, – Сабуров допил чай:

      – Ночью все кошки серы, – пришло ему в голову, – она права насчет темноты. Только три пополудни, а уже зажигают лампы, – он упорно смотрел на страницу дешевого блокнота. Берлин мог стать четвертой версией случившегося.

      – Что, если нас водят за нос, – Сабуров легко поднялся, – Дорио утонула по случайности или покончила с собой, но ее гибель не имеет отношения к делу. Что, если Призрак, то есть Завалишин, избавляется от запаниковавших агентов? Что, если записочки и остальное, что он с ними делает, призваны сбить нас с толка?

      Стоя посреди кабинета, он повертел версию туда- сюда. Сабуров считал такой вариант развития событий более вероятным, чем присутствие в городе свихнувшегося семинариста, иудея или даже содомита. Завод Розенкранца, где работал Грюнау, выполнял военные заказы. Лес «Товарищества Катасонова» расходился по всей России. Федор Евграфович водил обширные знакомства. Проиерей Добровольскийисповедовал высших сановников империи.

      – Все сходится, – он быстро просмотрел папки Путилина, – а здесь никого подозрительного нет. Это политические убийства, мы имеем дело со шпионажем в пользу Германии.

      Бывший прусский посол в России, а ныне канцлер Северогерманского союза фон Бисмарк не упустил бы возможности заполучить себе хороших агентов.

      – Но что- то пошло не так, – понял Сабуров, – и их убрали. Вернее, протоиерейжив и он мне все расскажет.

      Забыв о голоде, Максим Михайлович почти выбежал из комнаты.

      Теперь протоиерей Евгений Добровольский действительно напоминал фра Джироламо Савонаролу. Голову священника скрывала тугая белая повязка. Щеки, потерявшие в лечебнице беспокоившую