Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей Сапковский

Рядом с Волошеком сидит клодский староста, господин Пута из Частоловиц с женой Анной из Колдицев. Дальше сидят Кильян Хаугвиц и его супруга Людгарда, затем – старый Герман Цеттриц, дальше Янко из Хотемиц, владелец замка Ксенж. Он как раз встает и аплодирует Гоче Шаффу из Грайфенштайна. Пожалуй, с женой. Рядом с ней сидит Миколай Зейдлиц из Альтенау, одмуховский старости, около него Гунцель Свинка из Свин, далее кто-то с тремя рыбами на красном поле, а значит, Зейдлиц или Кужбах. А с другой стороны вижу Оттона фон Боршнитца, дальше кого-то из Бишофштайнов, затем Бертольда Апольду, чесника из Шенау. Потом идут Лотар Герсдорф и Хартунг фон Клюкс – оба лужичане. На нижней скамье сидят, если мне зрение не изменяет, Борута из Венцемежиц и Секиль Рейхенбах, хозяин Тепловод… Нет, Рейневан, я не вижу никого, кто мог бы походить на стражника твоей Адели.

      – Там дальше, – воскликнул Рейневан, – сидит Тристрам фон Рахенау, родственник Стерчей. Как и Барут, тот, что с туром в гербе. А там… Ох! Псякрев! Не может быть!

      Если б не то, что Шарлей крепко схватил его за плечо, Рейневан непременно свалился бы с крыши.

      – Это кто же, – спросил он холодно, – так тряхнул тебя? Вижу, твои вытаращенные глаза прилипли к деве со светлыми волосами. К той, за которой ухаживает юный фон Догна и какой-то польский Равич. Ты ее знаешь? Кто она такая?

      – Николетта, – тихо сказал Рейневан. – Николетта Светловолосая.

      План, казалось бы, гениальный по простоте и дерзости, не сработал, мероприятие провалилось по всему фронту. Шарлей это предвидел, но Рейневана удержать не удалось.

      К тылам турнирной трибуны прилегали наспех сколоченные конструкции из столбов и лесов, обернутые полотном. Зрители – во всяком случае, те, что поблагороднее и с положением, – коротали там перерывы, занимая друг друга беседой, флиртуя и похваляясь одеждой. А также угощались блюдами и напитками. Слуги то и дело таскали туда бочки, бочонки и бочоночки, носили корзины. Идею прокрасться в кухню, смешаться со слугами, схватить корзину с булками и отправиться с нею к невесте Рейневан считал совершенно гениальной. Напрасно.

      Ему удалось лишь добраться до тамбура, в котором складывали продукты и из которого потом уже их разносили пажи. Рейневан, последовательно реализуя свой план, поставил корзину, незаметно выскользнул из вереницы возвращающихся в кухню слуг и проскользнул под навес. Потом вытащил стилет, чтобы вырезать в обтягивающем конструкцию полотне наблюдательную дырку. И тут его схватили.

      Обездвижили его несколько пар крепких рук, железная пятерня стиснула горло, вторая, не менее железная, вырвала стилет. Внутри набитого рыцарями навеса он оказался гораздо скорее, чем ожидал. Хоть и не совсем так, как рассчитывал.

      Его сильно толкнули, он упал, прямо перед глазами увидел модные чижмы[308] с невероятно длинными носами. Такие чижмы называли poulaines, обувь, хоть и европейская, пришла вовсе не из Европы, а из Польши. Именно такой обувью славились на весь мир краковские сапожники. Рейневана дернули, он встал. Того, кто

308

башмаки.